Книга Маленький оборвыш, страница 19 – Джеймс Гринвуд

– Я видел только в балагане.

– О, это совсем не то! Мы ходим в настоящий театр, где дают славные пьесы: «Капитан-вампир», «Пират пустыни» и разные другие.

В это время мы вышли на набережную; там было очень тихо, церковные часы только что пробили пять.

Моульди остановил нас.

– Слушай, – сказал он мне, – прежде чем идти дальше, ты должен решить, пойдешь ты вниз по реке или в Ковент-Гарден со мной и Рипстоном.

– Да я бы лучше с вами пошел, кабы вы позволили.

– Чего тут позволять! Всякий может идти, куда хочет! Ты, главное, придумай, за какую работу ты возьмешься.

– Я не знаю никакой работы, я совсем один и не знаю, за что взяться, – ответил я. – Я бы хотел идти с вами, чтобы вы меня научили!

– Да ты сам-то как хочешь? – спросил Рипстон. – Работать сам по себе или идти с нами в долю?

– Я бы лучше хотел идти к вам в долю! – с радостью ухватился я за это выгодное предложение.

– Ну, хорошо, так ты и во всем должен быть с нами в доле: с нами и работать, и есть, и жить.

– Конечно.

– Значит, ты пойдешь с нами и будешь делать то же, что мы, – кивнул Моульди. – Все, что найдешь, все, что получишь, все будешь отдавать нам, ничего не истратишь без нас?

– Никогда, я знаю, что это нехорошо.

– И если тебя поймает полиция, ты не выдашь нас, чтобы самому вывернуться из беды?

– Согласен.

Я на все соглашался, хотя не вполне понимал, чего от меня требовали.

– Ты будешь нам верным товарищем, не струсишь, не изменишь?

– Никогда.

– Ну, так и по рукам. Мы товарищи. Пойдем, примемся сейчас же за работу.

Судьба моя была решена. Пробыв целый день и целую ночь вне дома, я не смел и думать о возвращении туда. Кроме того, жизнь, которую вели мои новые товарищи, казалась мне гораздо приятнее моей домашней жизни: их никто не бил, они делали, что хотели, ели иногда свинину, чего мне никогда не доставалось от миссис Бёрк, и даже ходили в театр.

Эти мысли занимали меня, пока мы дошли до Ковент-Гардена. Мы не вошли в крытую часть базара, а стали ходить по окраинам, где нагружались тележки и тачки. Мы долго ходили таким образом, и я уж хотел спросить, когда же начнется наша работа, как вдруг Рипстон отбежал от нас и кинулся к человеку, стоявшему с поднятым пальцем возле груды салата.

– Куда он пошел? – спросил я.

– На работу, – объяснил мне Моульди. – Ты видел того человека, что стоял с поднятым пальцем? Это значит – ему нужен был мальчик. Кабы он поднял два пальца, значит – работа для взрослого. Рипстонова работа даст нам кофе. Если мы с тобой что-нибудь добудем, мы купим булок, а то без булки кофе – плохой завтрак. Ты смотри в оба, Смитфилд!

Я смотрел во все стороны, но никто не поднимал пальца. Моульди также не высмотрел для себя никакой работы.

Минут через двадцать мы подошли к кофейной, недалеко от базара; туда же пришел и Рипстон. Он заработал полтора пенса, и мы решили, не ожидая, пока добудем себе на хлеб, тотчас же напиться кофе. В кофейной нам дали по чашке слабого, но очень горячего кофе; выпив его, мы почувствовали себя гораздо бодрее и пошли опять искать работу.

Наши поиски и на этот раз оказались неудачными. Мы исходили овощной рынок вдоль и поперек, мы побывали во всех закоулках фруктового базара, но никакой работы себе не нашли. Я не унывал, видя, что Рипстон и Моульди спокойно и весело прохаживаются взад и вперед, нимало не огорчаясь нашим несчастием. Часов в десять утра мы оставили базар и пошли глухими улицами и задворками к Друри-лейн.

– Ну что, Смитфилд, – спросил у меня Моульди, – нравится тебе быть с нами в доле?

– Нравится, – ответил я, – только жалко, что нам было так мало удачи сегодня.

– Ну, не особенно мало, – заметил Рипстон. – Тебе, кажется, Смитфилд, было даже очень хорошо?

Я принял это за шутку и засмеялся:

– Конечно, мне везде хорошо! Так же, как и вам!

Весело и беззаботно шли мы по Друри-лейн до входа в какой-то грязный переулок. Здесь товарищи мои остановились.

– Ну, Смитфилд, – сказал Моульди, – выкладывай!

– Что выкладывать? – удивился я.

– Э, да все, что у тебя есть! – воскликнул Рипстон. – Тот старик, с которым мы ведем дела, живет здесь.

Я решительно не понимал, чего хотели от меня мои товарищи. Моульди принялся обыскивать меня и обшарил все мои карманы. Когда он убедился, что они пусты, лицо его выразило сильнейшую ярость.

– Повезло нам с товарищем! – закричал он, обращаясь к Рипстону, – славный малый, нечего сказать!

– В чем дело? – спросил Рипстон.

– Да в том, что у него нет ничего, решительно ничего! Хоть бы какая дрянная луковица завалялась!

– И это ты называешь быть нашим товарищем? – укорил меня Рипстон. – Хорош гусь!

– Да что же мне было делать, – оправдывался я, – коли я нигде не мог найти работы? Ведь вы знали, что денег у меня нет, да если бы и были, я скорее купил бы себе хлеба, чем луку.

Я никогда в жизни не видел лица сердитее того, с каким обратился ко мне Моульди, выслушав мои объяснения. Гнев его был так силен, что он не мог произнести ни слова.

Рипстон рассмеялся.

– Ну, не злись так, Моульди, – сказал он. – Смитфилд еще глуп. Смотри сюда, Смитфилд!

С этими словами он вынул из кармана своей куртки семь отличных яблок, затем показал мне карманы своих панталон. Они были полны орехов.

– Зачем же ты купил столько яблок и орехов? – спросил я.

– Зачем? Чтобы перепродать их, я ведь торгую ими.

– Да когда же ты покупал? Я не видел…

– И тот торговец, у которого я покупал, тоже не видел, он в это время занимался с другими покупателями, и я не хотел отрывать его от дела, понимаешь?

Я начинал понимать, и мне становилось страшно. Я боялся даже высказать свои предположения, чтобы не вышло какого-нибудь недоразумения.

– Э, чего с ним толковать! – воскликнул Моульди. – Он не понимает твоих намеков. Смотри сюда, Смитфилд! Видишь эти яблоки и орехи, которые добыл Рип-стон? Ну, он стащил, украл их! Понимаешь? Теперь смотри сюда! Вот это украл я, и очень жалею, что мне не удалось стащить побольше! Теперь мы идем в этот переулок продавать украденное, потом на эти деньги купим себе съестного.

Грубое признание Моульди поразило меня.

– Ну, чего же хныкать, – насмешливо сказал он. – Неужели ты воображал, что мы умненькие, благочестивые мальчики?

– У тебя есть семья, – заметил Рипстон, – ты можешь вернуться домой, когда хочешь. Ты ведь не обязан есть тот пудинг, который мы себе купим! Иди, добывай себе хлеб, как знаешь!