Онлайн книга «Сестры Марч»
|
– Что мы купим? – Джо оставила без внимания заключительную часть его фразы и с притворным восхищением втягивала в себя вкусные запахи. – Им можно апельсины и инжир? – с отеческим видом спросил профессор. – Изредка им покупают… – А фы любите орехи? – Еще бы! Как белка. – А фот там стоит гамбургское вино. Будет повод фыпить за Отечество! Джо пожурила его за расточительность и, смеясь, предложила купить еще корзину фиников, бочонок изюма и мешок миндаля. Вытащив свой бумажник, Баэр заказал еще горшочек фиалок и увесистую посудину с медом. Затем он рассовал по карманам многочисленные свертки, раскрыл свой старый зонт и они отправились дальше. – Мисс Марч, могу я просить фас об одном одолжении? – Да, сэр! Сердце Джо застучало с такой силой, что она испугалась, как бы он не услышал. – Несмотря на дождь, я осмелюсь фас беспокоить, потому что фремени у меня обрез. – Да, сэр! Джо стиснула в руках горшочек с цветами, едва его не раздавив. – Надо купить платье для Тины, девочки из пансиона миссис Кирк, но я не разбираюсь ф этих вещах. Мне нужен фаш совет. – Да, сэр. – Джо почувствовала, как спокойствие и холод охватили ее, да так внезапно, словно она шагнула в холодильник. – И еще надо делать подарок матери Тины. Она так часто стала болеть. Хорошо бы фыбрать теплую, плотную шаль. – Я с удовольствием вам помогу, – сказала Джо, а про себя подумала: «А он с каждым шагом становится все милее». И вот они с завидной энергией принялись за дело. Выбрав красивое платье для Тины, она попросила показать шали. Продавец решил, что семейная пара делает покупки для себя и детей. – Ваша супруга, я думаю, предпочтет вот эту: у нее и хорошее качество, и подходящий цвет, одним словом, скромно и элегантно, – развернув серую шерстяную шаль, он набросил ее на плечи Джо. – Вас это устраивает? – спросила она, поворачиваясь к Баэру спиной и радуясь возможности спрятать лицо. – Мне нравится, мы возьмем ее, – отозвался профессор. Пока он платил за платье и шаль, Джо продолжала деловито осматривать прилавки. – Ну, теперь домой? – спросил он так, словно ему доставляло удовольствие проговаривать эти слова. – Да, уже поздно и я устала! – голос Джо прозвучал капризнее и жалобнее, чем ей самой хотелось. Промокшие ноги уже побаливали, да и сердцу было неуютно и холодно, как, впрочем, и остальному телу. Итак, она для мистера Баэра просто друг. Скоро он уедет, – что ж, чем скорее, тем лучше. С этими мыслями она замахала подъезжающему омнибусу, и фиалки выпали из горшочка на тротуар. – Этот омнибус не идет к нашему дому! – с этими словами профессор сделал знак вознице ехать дальше, а сам стал подбирать пострадавшие цветы. – Простите, я не рассмотрела номер… Но я могу и пешком. Я уже привыкла по грязи. Она часто заморгала, но носовой платок оставался лежать в кармане; Джо скорее умерла бы, чем воспользовалась им сейчас. Но мистер Баэр все уже заметил и, наклонившись к ней, спросил очень многозначительно: – Моя девочка, почему фы плачете? Будь это не Джо, а кто-то другой, ответ прозвучал бы как-нибудь хитро, – скажем, придуман был бы насморк или что-то еще. Но, совершенно забыв о достоинстве и продолжая всхлипывать, она выпалила: – Потому что вы уезжаете. – Ну, так фсе замечательно! – воскликнул Баэр, и не будь у него зонта в руках, захлопал бы в ладоши. – Джо, я ничего не могу предложить фам, кроме моей большой любви. И фот я приехал, чтобы узнать, нужна ли фам моя любовь – или я для фас фсего лишь добрый друг. Так скажите мне, найдется ли в фашем сердце место для старого Фрица? – О да! Она обхватила обеими руками его руку, как будто говоря, что рада будет идти с ним рядом, даже если у них не будет иного укрытия, кроме его старого зонта, – лишь бы только он всегда держал его над нею. Надо сказать, что редкое объяснение происходит в столь невероятно трудных условиях. Из-за грязи мистер Баэр не мог встать на колени и не мог предложить руку иначе как на словах, потому что обе его руки были заняты. К тому же на глазах у прохожих он не смел изливать свои чувства. Зато лицо его сияло так, что Джо показалось, будто в капельках дождя на его бороде играют маленькие радуги. Не люби он Джо уже давно, едва ли он мог бы влюбиться в нее теперь, когда все на ней было в плачевном состоянии, а шляпка – та и вовсе безнадежно испорчена. Но, к счастью для обоих, он продолжал считать ее лучшей женщиной на свете, а сам он на фоне хмурого неба еще больше напоминал ей громовержца Юпитера. Редкие прохожие наверняка сочли их парой безобидных сумасшедших – так беззаботно прогуливались они под дождем, не замечая грозно сгустившихся сумерек и тумана. А их мало заботило, что о них могут подумать. Ведь они переживали тот единственный в жизни час, когда старость чувствует себя молодостью, невзрачность – красотой, бедность – сказочным богатством и когда каждому человеку чудится, что он в раю. Вид у профессора был такой, словно он завоевал королевство, и весь мир уже не может предложить ему большего блаженства. Джо шагала рядом с ним, и ей казалось, что ее место только возле него и нигде более; было даже странно, что когда-то она могла примерять к себе иную будущность. Она первая решилась возобновить разговор. Не будем здесь приводить невнятных восклицаний, последовавших за «О да!», обратимся лишь к сказанному ими обдуманно и осмысленно. – Фридрих, отчего бы… – Боже! Она назыфает меня по имени. С тех пор, как не стало Минны, ни одна жифая душа не обращалась ко мне так, – профессор остановился посреди лужи, не сводя с нее благодарного и восторженного взгляда. – Мысленно я давно зову вас по имени, но если вам не нравится… – Мне не нрафится? Да что может быть для меня слаще? Разве только если мы станем говорить друг другу «ты»… – Так сразу? Пожалуй, это немного сентиментально. – Так федь это прекрасно! Сентиментальность! На этом стоит немецкий дух. Благодаря ей мы сохраняем нашу молодость. Я так устал от ледяного английского «фы»! – у Баэра был вид скорее романтического студента, чем солидного профессора. – Так почему ты не предложил мне этого раньше? – смущаясь, спросила Джо. – Послушай, я теперь хочу открыть тебе свое сердце. Ты федь отныне принимаешь на себя заботу о нем. Послушай, моя Джо – ах, какое это феселое, забавное имя! Я хотел много сказать тебе уже в Нью-Йорке, но мне показалось, что твой красивый друг… что он помолвлен с тобой. А если я сделал бы тебе предложение еще тогда, ты согласилась бы? – Не знаю. Вряд ли. Дело в том, что тогда у меня вообще не было сердца. |