Книга Дневник незначительного лица, страница 3 – Уидон Гроссмит, Георг Гроссмит

13 АПРЕЛЯ.

Невероятное совпадение: Кэрри пригласила женщину — сшить ситцевые чехлы для кресел и софы у нас в гостиной, дабы уберечь зеленый репс нашей мебели от выцветания на солнце. Я увидел ее и узнал — это та самая женщина, которая работала у моей тетушки в Клепэме сто лет назад. Бог ты мой, как тесен мир.

14 АПРЕЛЯ.

Весь вечер провел в саду, ибо утром приобрел за пять пенсов на книжном развале изумительную книжицу, притом в отличном состоянии — о Садоводстве! Раздобыл и посеял немного зимостойких, однолетних растений, из которых, я надеюсь, получится веселенький бордюр. Я придумал остроумное и позвал Кэрри. Кэрри вышла ко мне, по-моему, без особенной охоты. Я сказал:

— Я только что понял, что ты живешь в саду.

Она в ответ:

— Как это?

А я ей:

— Погляди на этот бордюар.

Кэрри сказала:

— И для этого ты меня вызвал?

Я ответил:

— В любое другое время ты бы порадовалась моей удачной остроте.

А Кэрри:

— Вот именно, что в любое другое время, а сейчас я занята по дому.

Ступени выглядят прекрасно. Зашел Тамм и сказал, что ступени теперь — то что надо, зато перила — то что не надо, и посоветовал их тоже выкрасить, с чем Кэрри совершенно согласилась. Я пошел к Патли и, к счастью, его не застал, что явилось для меня прекрасным предлогом замять эти перила. Кстати, эта фраза звучит довольно остроумно.

15 АПРЕЛЯ.

Стиллбрук отстает. Вверх по холму

Воскресенье. В три часа Тамм и Туттерс позвали меня на большую прогулку по Хэмпстеду и Финчли и захватили с собой знакомого по фамилии Стиллбрук. Мы шли и болтали, все кроме Стиллбрука, который, отстав на несколько шагов, плелся, уставясь в землю и ковыряя траву тросточкой. Время близилось к пяти, и мы, все четверо, держали совет, не пора ли нам заглянуть в «Сивую Кобылу» попить чайку. Стиллбрук сказал, что охотно обошелся бы и виски с содовой. Я им напомнил, что все пабы закрыты до шести. Стиллбрук сказал:

— Вот и хорошо — путники bona fide [1] .

Мы добрались; я хотел войти, привратник спросил:

— Откудова?

Я ответил:

— Из Холлоуэя.

И тут же он поднял руку и преградил мне путь. Я быстро оглянулся и увидел, что Стиллбрук, а за ним Туттерс и Тамм направляются к входу.

Я смотрел на них и предвкушал, как славно сейчас над ними посмеюсь. Я услышал вопрос привратника:

— Откудова?

И вдруг, к моему удивлению, к моему возмущению даже, Стиллбрук ответил:

— Из Блэкхиза.

И все трое немедля были впущены.

Тамм крикнул мне из-за ворот:

— Мы на одну минуточку!

Я их прождал чуть ли не целый час. Появившись наконец, все трое были в весьма веселом настроении. И единственный, кто попытался извиниться, был мистер Стиллбрук, он мне сказал:

— Долгонько же мы вас продержали, но пришлось повторить виски с содовой.

Вниз с холма

Весь обратный путь прошел я в полном молчании. Ну о чем я мог с ними разговаривать? Весь вечер у меня на душе кошки скребли, однако я почел за благо ничего не рассказывать Кэрри.

16 АПРЕЛЯ.

После службы занялся садоводством. Когда стемнело, я решил написать Тамму и Туттерсу (ни один не показывался, как ни странно; может быть, они устыдились своего поведения) насчет вчерашнего происшествия в «Сивой Кобыле». Потом решил им не писать — покуда.

17 АПРЕЛЯ.

Думал, не написать ли записочку Тамму и Туттерсу относительно минувшего воскресенья и предостеречь их от этого мистера Стиллбрука. По зрелом размышлении, порвал письмо и решил вообще не писать, но спокойно с ними переговорить. Был как громом поражен, получив резкое письмо от Тамма, извещающее меня, что оба они с Туттерсом ожидали, что я (я!) объясню свое непостижимое поведение по дороге домой в воскресенье. В конце концов, я написал: «Я считал себя оскорбленной стороной, но как я искренне вас прощаю, вам — чувствуя себя оскорбленными — тоже следует меня простить». Переписываю в дневник дословно, ибо, по моему мнению, это одна из самых продуманных и отточенных фраз, какие случалось мне писать в моей жизни. Отправил письмо, хоть было некоторое сомнение, не извиняюсь ли я, в сущности, за то, что меня же оскорбили.

К «Сивой Кобыле:

18 АПРЕЛЯ.

Простудился. Весь день чихал на службе. Вечером насморк разыгрался непереносимо, и я послал Сару за бутылочкой декохта. Заснул в кресле, и когда проснулся, меня знобило. Вздрогнул от громкого стука в парадную дверь. Кэрри ужасно разволновалась, Сара еще не воротилась, а потому я сам встал, открыл дверь и обнаружил на пороге всего-навсего Туттерса. Вспомнил, что посыльный из бакалеи снова испортил звонок у бокового входа. Туттерс крепко сжал мне руку и сказал:

— Только что видел Тамма. Все в порядке. И больше не будем об этом.

Не остается ни малейшего сомнения, — оба сочли, что я перед ними извинился.

Мы с Туттерсом сели играть в гостиной в домино, и скоро он сказал:

— Да, кстати, не нужно ли вам вина или чего покрепче? Мой кузен Мертон недавно занялся винной торговлей, и предлагает великолепный виски, четыре года выдержки в бутылке, по тридцать восемь шиллингов за дюжину. Вам бы не мешало раздобыться одной-другой дюжиной.

Вот вам, сэр, бакалейщик говорит, декохт мол весь вышел, так ему и это подойдет по два шиллинга бутылка

На это я отвечал, что мои погреба хоть и не обширны, однако же полны. К ужасу моему в эту самую минуту входит в гостиную Сара и, плюхнув перед нами бутылку виски, обернутую в грязный клок газеты, объявляет:

— Вот вам, сэр, бакалейщик говорит, декохт мол весь вышел, так ему, мол, и это подойдет по два шиллинга бутылка; и не желаете ли, говорит, еще немного шерри? А то есть у него немного, по шиллингу три пенса уступает, оченно, говорит, отличное!