Книга "Тойота-Королла", страница 6 – Эфраим Севела

Что меня еще удивило: отдавшись мне и выпрыгнув из-под простыни в ванную, она оттуда не вернулась в мою кровать, а легла на вторую, отделенную от моей ночным столиком.

Женщины обычно норовят всю ночь спать с мужчиной, тесно обнявшись, и такой сон вдвоем в узкой кровати доставляет им не меньше радости, чем сам половой акт.

Кровати в мотеле были не узкими, полуторными. И Майра предпочла провести всю ночь одна в своей постели, потому что так она себя чувствовала свободней, комфортабельней, а вдвоем спала бы плохо и утром встала неотдохнувшей.

Я без особого энтузиазма согласился с ее доводами. Уже засыпая, она прошептала мне, чтоб я не обижался. Надо, мол, привыкать к обычаям другой страны, где каждый член семьи имеет не только свою кровать, но и располагает отдельной спальней.

Тут я ничего возразить не мог. В России, действительно, живут в тесноте. Порой вся семья в одной комнатке. И, возможно, привычка спать вместе не от хорошей жизни. Нужда приучила. Допускаю. И все же меня покоробила такая трезвая рассудительность молодой женщины, проводящей первую ночь с мужчиной и не забывающей позаботиться о своем комфорте.

С этим я уснул. А проснулся от птичьих воплей за окном, от жаркого дыхания солнца через толстую штору, в отличнейшем настроении. Майра еще спала, сладко, совсем по-детски причмокивая припухшими губами. На щеке бахромкой чернела отклеившаяся от века искусственная ресница. Она и во сне оставалась вызывающе привлекательной, и мне, глядя на нее, стало совсем хорошо при мысли, какой прелестной женщиной я обладал в эту ночь. И могу обладать и утром. Если только это не пойдет вразрез с ее представлениями о комфорте.

Точно угадав, какие мысли закипают в моей башке, Майра открыла глаза, удивленно заморгала, смахнула ладонью со щеки ресницу и поманила меня пальчиком.

— Иди ко мне.

— Лучше ты ко мне, — почему-то возразил я.

— Я у тебя уже была в гостях, — игриво потянулась она и повторила: — Иди же, глупый.

Наша утренняя любовь, к моему удивлению, не опустошила меня, а, наоборот, освежила. Майра тоже была удовлетворена.

— Мне было хорошо с тобой, — сказала она, потягиваясь, — лучше, чем ночью.

— Ночью я сплоховал? — насторожился я.

— Не знаю, — капризно протянула она. — Но теперь я ощутила мужчину. И это было хорошо.

— Я тоже предпочитаю утром, — согласился я. — К вечеру устаю и чувствую себя вялым. А вот отдохнув за ночь, такую силу в себе ощущаешь! Свеж, как огурчик!

— Это возрастное, — безо всякой жалости кольнула она.

— Тебе-то откуда известно? — не скрыл я обиды. — Приходилось спать со стариками?

— Я не сторонница возрастной дискриминации.

— В таком случае, милая, скажи мне, что привлекло тебя во мне, если мои сверстники уже бывали в твоих объятиях? Неужели только спортивное любопытство? Отведать и русского хера?

— Не только это.

— Что же еще?

— Тебе это интересно? Скажу. Чтоб забыть другого мужчину.

— Вот как! — с трудом сдержал я раздражение. — В России это называется вышибать клин клином. И как? Помогло?

— Нет, — вызывающе улыбнулась она и сладко, как сытая блудливая кошка, потянулась всем телом, качнув перед моим носом крепкой, налитой грудью с твердым темным соском.

Завтракали мы в мотеле, сев на высокие стулья у стойки бара. Завтрак традиционный: стакан апельсинового сока, от которого у меня с непривычки пить его натощак начинается изжога, и яичница с поджаренными сосисками. Я выпил свой сок после яичницы, вызвав удивленные взгляды Майры и бармена. Еще больше удивились они, что все это я запил кофе. Американцы пьют кофе вначале. Перед соком. Но я ведь из другой конюшни. Почему не позволить себе вольность? Которая немногого стоит, но весьма приятна. Как ощущение традиции, что ли?

За завтрак уплатил я, а она рассчиталась в мотеле за ночлег.

— Так, мой друг, начнем распределять обязанности с самого начала, — сказала она, когда мы пошли к «Тойоте», дремавшей под жгучим солнцем в длинном ряду автомобилей на стоянке между мотелем и оградой из колючих, мясистых кактусов. — Сегодня за рулем — ты. Я — пассажир.

Я не возразил. Наоборот, мне хотелось размяться за рулем, ощутить ладонями нетерпеливую дрожь мотора.

Своего автомобиля у меня не было. Купил было в Нью-Йорке за гроши развалину и, недолго потарахтев на ней, бросил ночью на обочине дороги, сорвав номера, и, осчастливленный, бежал от этого места, чтоб не нарваться на полицию и не схлопотать изрядный штраф за загрязнение природы. Мой более чем скромный бюджет не выдержал расходов на бензин и постоянные починки старушки «Пинто». С тех пор я отвык от руля, и теперь у меня чесались руки снова взяться за него.

— Устанешь — сменю, — проявила великодушие Майра. — Знаком с «Тойотой»?

Я чистосердечно признался, что еще ни разу не правил японской машиной. Но уверен, что с этим делом никакой проблемы не будет.

— И я думаю, — согласилась Майра, отпирая ключом дверцу машины. — Ничем особым от других не отличается. Разве только добрым нравом и послушанием. Но, может быть, я пристрастна. К машине иногда привяжешься больше, чем к человеку.

Она провела ладонью по краю капота. Погладила автомобиль, как ребеночка. И мне показалось, что «Тойота» сладко зажмурила правую фару под ее рукой.

Внутри «Тойоты» было душно от успевших нагреться на солнце металла и краски. Мы сели на горящие сиденья и опустили стекло, чтобы проветрить немного. Я — за рулем. Она — рядом. Включила зажигание и кивнула мне, давая понять, что дальше я буду все делать сам. Я прибавил газу. «Тойота» задрожала нетерпеливой дрожью застоявшихся мускулов. И легко и послушно тронула с места и пошла на выход к дороге. Машина доверилась мне, и я почувствовал себя легко.

На Майре вместо джинсов были белые шорты, и они, плотно обтянув ее литое бедро, подчеркивали загар круглого колена.

— Следи за дорогой, — перехватив мои взгляд, посоветовала она. И вполне своевременно. За поворотом, после стены из кактусов, начинался крутой и петлистый спуск к автостраде.

Майра с любопытством косила на меня своим большим и черным, на синем белке, глазом.

— Не отвлекайся, — сдержала она улыбку. — За ночь не нагляделся на меня?

— Ты настолько похожа на испанку, эдакую знойную креолку, что у меня ощущение, будто мы не в Америке, а где-нибудь в Мексике.

— А мы и есть в Мексике. Калифорнию Америка отняла у Мексики. И Техас тоже. Ты этого не знал?

Я затормозил.

— Что случилось? — недоуменно вскинула она брови.

— Ничего, — улыбнулся я. — Полюбуйся!

Вниз убегала окаймленная высокими пальмами асфальтовая лента, вливаясь, как ручеек в бурную реку, в широкую и густо набитую машинами автостраду. Река эта аккуратно разделялась посередине зеленой полосой, и потоки мчались параллельно навстречу друг другу. За автострадой желтели песчаные дюны, кудрявясь рыжим кустарником. За ним слепил, отражая солнце, Тихий океан. На самом краю расплавленного серебра, у горизонта, темной букашкой ползло небольшое судно.