Книга Зыбучий песок, страница 52 – Джон Браннер

Наверху листа – современность и подсчет очков. Он вдруг заметил, что почти каждая ветвь кончается символом какого-нибудь несчастья; не давая воображению разыграться, он собрал их снова в одну точку и пририсовал рядом череп и кости.

Задумчиво он стал водить по линиям, выискивая развилку, которая вела бы к чему-то лучшему, а не к худшему.

«Может, здесь? Если бы Айрис разорвала помоловку? Да, пока только этот.

Я был бы раздавлен, но потом: потом в первой или второй больнице, где я работал, я бы встретил молоденькую симпатичную медсестричку, мы бы поженились, она бы еще поработала некоторое время, пока я не получил бы должность с приличной зарплатой, и, может быть, сейчас я бы мечтал, как вернусь домой и повезу жену и сына в какую-нибудь деревеньку в добром старом Остине, и мы бы там смеялись и строили планы…» – Доктор Фидлер, вы намерены продолжать заседание в одиночестве?

Холинхед со всем сарказмом, который он был способен продемонстрировать, складывал бумаги в папку, все остальные, не торопясь, двигались к двери.

Чертыхнувшись, Пол присоединился было к ним, но Холинхед щелкнул пальцами и жестом приказал подождать. Он нервно подчинился.

– Вы не слишком внимательны, доктор Фидлер, – напрямую упрекнул Холинхед, когда все остальные, кроме мисс Лаксхэм, наводившей на столе порядок, оказались на приличном расстоянии. – Вы фактически отсутствовали на заседании.

Не дожидаясь ответа, он поднялся, и лицо его посуровело.

– Кроме того, вашу работу в последние несколько недель трудно назвать выдающейся. Я старался воздерживаться от комментариев, но не я один заметил ваш отсутствующий вид, и именно поэтому считаю своим долгом призвать вас взять себя в руки.

«Самоуверенный ублюдок.»

– Вы были когда-нибудь женаты? – спросил Пол.

– Я знаю о: э-э: отъезде вашей супруги. Именно поэтому я в последнее время проявлял к вам снисхождение.

– Так были или нет?

– Не понимаю, зачем это вам?

– Если бы вы были женаты, вы бы понимали. Возможно.

– Если я правильно уловил вашу мысль, – резко сказал Холинхед, – то должен в свою очередь потребовать, чтобы вы учли возможные последствия ваших ежедневных и многочасовых бесед с молодой и привлекательной пациенткой. И прежде чем вы – судя по вашему виду – скажете какую-нибудь грубость, позвольте подчеркнуть, что в то время, пока я с ничем не оправданной непредусмотрительностью вам доверяю, среди пациентов психиатрической больницы ходят упорные слухи о вашем приятном времяпрепровождении. Было бы полезно для всех, если бы доктор Радж освободила вас от ведения этой пациентки.

– Полезно для всех? – дернувшись, откликнулся Пол. – Для всех, кроме самой пациентки. Я всегда считал, что прежде всего должны учитываться интересы больных.

– Вы просто не знаете, – пробурчал Холинхед, – какое прозвище ходит сейчас по больнице применительно к этой молодой женщине. Ничего похожего на «Сопливого Эла» для доктора Элсопа или моего собственного эпитета «Святой Джо».

«Хорошенькое дело. Я был уверен, что он ничего не знает об изобретениях Мирзы.» Вслух Пол сказал:

– Что еще за прозвище? Я ничего не слышал.

– Они ее зовут… – Холинхед замялся. – Они ее зовут фидлеровской сучкой.

На этот раз рентген был назначен на половину двенадцатого. Больничная машина ждала у входа недалеко от того места, где он поставил свою, но до отъезда оставалось еще несколько минут.

Пол стоял рядом с машиной, греясь на солнце и радуясь поводу надеть темные очки и спрятать глаза от водителя, с которым пришлось из вежливости переброситься парой дежурных фраз. Поскольку в Чент потом возвращаться было не нужно, он решил, что поедет на машине вслед за больничной, а потом – сразу домой.

– Прекрасный день, – слушал он вполуха болтовню шофера. – Хотел свозить жену с ребенком на природу. В реке поплавать, может быть. Пока погода не испортилась. – Критический взгляд в небо. – А вместо этого придется торчать в Бликхеме до самой темноты.

«Фидлеровская сучка. Не может быть, чтобы это запустил Мирза. На него не похоже.

Да и ни на кого…»

– Они должны быть с минуты на минуту, – механически сказал он. – Да, вон сестра Дэвис ее ведет.

«Чем-то недовольна. Поссорилась с дружком? Или просто неохота работать в такой хороший день?» – Доброе утро, Арчин.

– Доброе утро, доктор Фидлер.

«Значит, ее так зовут? И это ее не задевает? Наверно не знает, какой смысл в английском языке имеет слово «сучка».» Он чувствовал странное давление в голове, словно череп вот-вот лопнет, как пережженный глиняный горшок под горячим солнцем, и все его тайные мысли высыпятся наружу на обозрение всему миру.

– Вы едете с нами, доктор? – спросила сестра Дэвис непривычно резко.

Шофер открыл заднюю дверь, чтобы Арчин могла забраться внутрь, что она и сделала, бросив грустный взгляд на больничный сад.

– Я поеду за вами на своей.

– Понятно. – Сестра разочарованно закусила нижнюю губу.

– В чем дело, сестра?

– Ну: Я не думала, что это займет так много времени. – Она замялась, потом быстро сказала, словно решив, что незачем скрывать. – Я должна была освободиться до ланча, и мы договорились с другом, что он меня встретит, и я подумала, что если вы поедете в больничной машине, то: ладно, не имеет значения.

Она забралась вслед за Арчин в машину, и водитель со стуком захлопнул за ними дверцу. Этот звук откликнулся гулким эхом в голове Пола.

«Торопится на свидание, наверное с каким-нибудь красавцем. Мечтает отвезти жену и ребенка поплавать в реке. А я? У меня голова трещит от перегретого солнцем учебника. Худшее лето в моей жизни. Мирза уезжает, Айрис нет, ребенка: наверное, тоже уже нет. У меня не осталось ничего, кроме несущуствующего мира по имени Ллэнро, но и его они скоро отнимут.» Он не заметил, как доехал от Чента до Бликхемской больницы; сознание его выключилось и вернулось обратно, только когда он протянул руку Арчин, чтобы помочь ей выйти из машины. Она подняла глаза на чистое голубое небо и вздохнула.

– Что-нибудь не так, Арчин? – спросил он, волнуясь, что может вернуться ее слепой страх и все его уговоры и увещевания разлетятся прахом.

– Я хочу:

– Что?

– Я хочу увидеть это опять, – сказала она и, уступая нетерпению сестры Дэвис, покорно двинулась за ней к дверям больницы: трогательная печальная кукла в уродливом ситцевом платье и грубых тяжелых башмаках.

«Она хотела пожаловаться. Смотреть через решетку на летнее небо: это кого угодно выведет из себя.» Дежурил тот же молодой человек, что и в прошлый раз, и так же как и в прошлый раз, он был сильно раздосадован. И опять извинялся. Сегодня расписание полетело к черту из-за лошади, которая лягнула двух человек, сшибла третьего, и ее пришлось пристрелить, но единственным подходящим оружием для этого оказалось охотничье ружье, из-за чего ни в чем ни повинному прохожему попала в ногу дробь.