Книга Гарольд Храбрый, страница 89 – Борис Финкельштейн

По тону чувствовалось, что ей не хочется покидать Иерусалим.

— А не остаться ли тут на ночь? — предложил Рагнар. — Вам бы не мешало отдохнуть, моя госпожа.

— Это было бы кощунством, друг мой, — чуть помедлив, возразила принцесса. — Отправляемся немедля.

С помощью Рагнара она села на мула и двинулась в обратный путь. Покачиваясь в такт движению животного, она безучастно смотрела вперёд, ибо мысли и душа её оставались в Белом Городе, настолько притягательна была сила этого Святого Места. Ехавший рядом Соломон был в таком же состоянии. В его памяти всплывали все грехи, которые он успел совершить, лекарь просил у Господа прощения и молился за дорогих ему людей.

Ночью ни Соломон, ни Гита не могли уснуть. Лишь наутро к ним вернулось ощущение реальности. На обратном пути Бог миловал паломников, и они благополучно доплыли до Константинополя. Принцесса решила не сходить с корабля, она села на корме и стала наблюдать за шумными и суетливыми обитателями города.

— До чего же они не похожи на нас, — обратилась она к Соломону.

— Вы правы, моя госпожа, — согласился тот.

Гита задумчиво взглянула на него и неожиданно спросила:

— Скажи, друг мой. Ты давно не был в Гардарике?

— Давно, моя госпожа, — ответил еврей.

— Что ж. Я сделаю тебе ещё один подарок. Ты поплывёшь не с нами, а мимо неё.

— Вы шутите?

— Отнюдь. Плыви, и да поможет тебе Господь. Деньги на дорогу возьмёшь у Рагнара.

— Благодарю вас, моя принцесса, — растроганно прошептал Соломон. — Позвольте поцеловать вашу ручку.

— Перестань, — отмахнулась Гита. — Иди собирайся.

Соломон уложил свои нехитрые пожитки, попрощался с принцессой и Рагнаром и сошёл на берег. Он переночевал на постоялом дворе, побродил меж судов и пообщался с несколькими местными евреями. Те помогли ему найти корабль, уходивший на Русь. Соломон разместился на палубе, прилёг на халат, подаренный принцессой, и закрыл глаза. Но тревожные мысли не давали ему забыться. «Как там моя госпожа? — думал он. — Что-то мне за неё неспокойно».

— А ну-ка, Ратибор! Поддай ещё! — воскликнул князь Всеволод. Воевода плеснул на раскалённые камни ковш душистого кваса. Камни яростно зашипели, взметнув к потолку клубы ядрёного пара.

— Ой, хорошо! Ой, не могу! Ой, умру! — постанывал князь, охаживая себя веником. — Поддавай, Ратибор! Поддавай!

Отведя душу, он вывалился из парильни и опрокинул на себя бадейку студёной родниковой воды. Вслед за ним вылетел и Ратибор. Князь уселся на лавку и прикрылся рушником.

— Славно попарились, — улыбнулся он.

— Да уж, княже, — кивнул воевода.

Всеволод взглянул на него и спросил:

— Что слышно на Руси, Ратибор?

— Всё спокойно, княже.

— Есть ли известия о Изяславе [44] ?

— Нет. Будто канул в папской земле.

— А половцы?

— Пока не балуют.

— То ладно. А что за торговые гости пожаловали к нам?

— Окромя ромеев, более никого нету.

— Пошто так?

— Не ведаю, княже, — опустил глаза хитрый воевода. — Да вот ещё, — поднял он взор, — наведался тут к своим один заморский жидок.

— Кто таков? — заинтересовался князь.

— Служил Гарольду-саксонцу. А ныне возвернулся из Святой Земли.

— Это какому же Гарольду? Тому, что хватил лиха от варягов?

— Тому самому.

— Поди ты. И зачем его человек прибыл к нам? Что ему надобно? Хочет торговать?

— Нет, княже. Он лекарь. А ныне состоит при дочери Гарольда.

— При дочери, говоришь? Знаю её. О ней мне писала сестра.

Князь отёр рушником потное лицо и продолжил разговор:

— Елизавета писала, что принцесса умом богата и собой хороша. Да и приданое за ней немалое...

— А годков-то ей сколь? — поинтересовался Ратибор.

— Пора замуж, — ответил князь. Он помолчал мгновение, вздохнул и закончил: — Жаль девку. Чай, несладко ей на чужих хлебах.

— Да уж, поди, несладко, — кивнул воевода.

— А не женить ли мне на ней Владимира? — внезапно спросил Всеволод.

— Что ж... Оно, конечно, дело хорошее, — удивлённо откликнулся Ратибор. — Только королевна-то без королевства...

— На что нам её королевство? У нас своей земли девать некуда, — размышлял князь.

— Это так.

Главное, что она королевская дочь. То сыну на руку. Да и пострадала от папских прихвостней. Сироту пригреть — святое дело!

— Век будет благодарна, — поддакнул воевода. — И на небе нам это зачтётся.

— С Богом не торгуются, голубь, — нахмурился князь. — Не ждут милостей в обмен на благодеяния.

— Да я не... — стал было оправдываться Ратибор.

— Не суесловь, — погрозил ему пальцем Всеволод. Воевода умолк.

— Ладно, голубь, — отходчиво усмехнулся князь. — Пойдём ещё разок погреем косточки. А потом зови в терем того заморского гостя. Хочу с ним говорить.

* * *

Гостем, о котором выше шла речь, был Соломон. Накануне он прибыл в родительский дом. Отец чинил изгородь, он случайно поднял глаза, увидел идущего по тропинке сына и замер от неожиданности.

— Сынок. Соломончик. Откуда ты, родной? Ай, молодец. Вот радость-то будет матери, — вскричал старик и, расцеловав сына, повёл в дом.

Мать, увидев Соломона, уронила на пол кринку с молоком, со слезами кинулась ему на шею.

— Будет, будет, матушка, — улыбался он, гладя её по голове. Наплакавшись, мать стала накрывать на стол, а отец сел рядом с Соломоном и завёл серьёзный разговор. Сын рассказывал о своей нелёгкой жизни, а отец лишь крякал и охал.

Через час мать закончила свои приготовления, заставив стол так, что на нём не осталось свободного места. Мужчины прервали беседу и принялись за еду. Соломон выпил мёду, плотно закусил, затем откинулся к стене и внимательно взглянул на родителей.

Отец выглядел моложаво и молодцевато, постаревшая мать лучилась радостью и кипела энергией. Когда-то давным-давно они случайно встретились в северных землях и больше уже не расставались. Судьба била и кидала их по свету, но они стойко переносили невзгоды, не жалуясь и не падая духом. И лишь в последние годы тревога закралась в их сердца, они не скопили богатства, а впереди маячила неумолимая и безжалостная старость. Так ли они прожили жизнь и правильно ли поступили, что остались на Руси? Этот вопрос не давал им покоя, ибо времена были смутные, а русичи традиционно срывали злость, громя евреев. Трудно сказать, с чем это было связано. С ненавистью ли к хазарам, кои придерживались иудейского вероисповедания, с желанием устранить торговых конкурентов или покончить с врагами истинной веры. Однако факт остаётся фактом — евреев на Руси не любили, хотя им было к этому не привыкать.