
Онлайн книга «"Качай маятник"! Особист из будущего»
А главным преимуществом танка Т-34, выделявшим его из других боевых машин, являлось то, что танкисты, севшие за рычаги и прицелы пушки и пулеметов, поверили в надежность брони, листы которой были расположены особым образом, и дизельного двигателя В-2! А если у экипажа есть вера в доверенную ему технику, то и воевать он будет смело и решительно, прокладывая путь к победе. Уверенность была основана на боевом опыте танкистов. Вот такой танк стоял сейчас перед нами. Механик-водитель полез в моторный отсек, заряжающий – в башню. Я же не спеша обошел танк. На лобовой броне, на табличке, был выбит заводской номер – 183. Значит, Харьковский завод, еще довоенный выпуск. Гусеницы и катки обрезиненные, еще неплохие. Я осматривал танк и искал, куда же пришлось попадание. Нашел заплатку из куска броневой стали в корме, на моторном отсеке, для чего-то ковырнул пальцем сварной шов. Механик-водитель усмехнулся: – Видел я заплатку. Танк-то сорокового года, а двигатель новый. Стало быть, меняли. И «гитару» с левого борта тоже меняли. «Гитарой» на сленге называли часть бортовой трансмиссии. Я залез в башню. Башнер удрученно покачал головой: – Пушечка нам капризная попалась – Л-11, а не Ф-32. – Дареному коню в зубы не смотрят, – парировал я. Башнер вздохнул, махнул рукой. А вот радист-пулеметчик обрадовался: – Командир, рация стоит на машине! Действительно, в отсеке стояла убогонькая 71 ТК-3. Места занимает много, а дальность связи – километров десять. Но я был и этому рад. По крайней мере, на поле боя и на марше можно с командиром роты связаться. Танк без рации глух, а если учитывать главный недостаток Т-34 – плохую обзорность, то и слеп. С экипажем мне повезло – пока осматривали машину, тесно перезнакомились. Повоевать успели все, в госпитале побывал только я, что, впрочем, сразу придало мне веса и уважения. Вот только выглядел я в своем, выданном в госпитале обмундировании… как бы это точнее сказать – бомжевато. Но я лелеял надежду по прибытии в полк получить комбинезон. Подошел майор: – Ну, как машина? – Вроде ничего, опробовать надо. – Заводи, сделайте кружок по двору. Завели двигатель и проехали круг, изрыгая клубы сизого солярочного выхлопа. Все работало. Майор остался доволен. Взглянув на часы, он засуетился, убежал и вернулся часа через три: – Платформы выбил, сейчас грузиться начнем. В заводском тупике мы загнали танки на платформы. Вскоре подошел паровоз, нас перегнали на станцию и прицепили к воинскому эшелону. Ну, пробивной мужик наш майор! Состав тронулся. Ехать было не очень далеко – не больше суток. Погода была теплая, и мы расположились на платформе, за танком. Открыли тушенку и с ржаным хлебушком умяли. – Повезло тому экипажу, – сказал механик Андрей, кивнув в сторону стоявшего танка. – Снаряд в корму получили, наверняка все выскочить успели. – Я уже две машины пережил, – поддержал разговор стрелок-радист Сергей Васильев, из Костромы. – На первой – на Т-40 – и суток не провоевал. Тоже снаряд в борт угодил, в правый. Двигатель – вдребезги, а нас собой прикрыл. Все понимающе кивнули головами. Двигатель на легком танке Т-40 стоял с правой стороны. – А у второй машины снарядом ленивец разбило, траки на гусеницах сорвало, – продолжал Сергей. – Счастливый, – вздохнул башнер Виктор. – А мы на мине подорвались, причем на своей. Наши предмостье заминировали – мы-то уже через пехоту немецкую к своим прорывались, вот на мины и нарвались. И представляете: танк в хлам, а на нас – ни одной царапины. Но попали меж двух огней – впереди, за мостом, наши, сзади немцы напирают. Из пулеметов, автоматов шпарят, головы поднять не дают. Один я на тот берег смог перебраться, и то вплавь. – Жалко ребят, – вздохнул Андрей. Все почему-то разом посмотрели на меня. – Майор сказал – ты из госпиталя, командир? – спросил Виктор. – Правильно сказал. Танк подбили, из экипажа я один выскочить успел. Какие хлопцы погибли! – Я замолчал, вспоминая лица танкистов нашего экипажа, деда своего, оставшегося навечно молодым. – А потом попал в пехоту, ранило осколком. Никто не решался нарушить тишину, думая о своем, пережитом за два военных месяца, только колеса вагонов мерно отбивали на рельсах свою бесконечную чечетку. Так, в разговоре, добрались до какой-то станции. Воинский эшелон стал под разгрузку. Прибежал наш майор Степанков. По-моему, просто ходить он не умел. – Надо и нам разгружаться, поезд дальше не пойдет. Тут недалеко осталось – всего с полсотни километров. – Солярки может не хватить, – остудил его механик Андрей. – В баке – остатки. – Вот твою мать! Ладно, сгружайтесь пока. Мы осторожно свели все четыре танка с платформ на эстакаду. У всех положение с соляркой было одинаково пло- хим, баки почти сухие. А хуже всего – не было снарядов, боеукладки были пусты. Не было патронов к пулеметам, не было даже личного оружия у экипажей. Прибежал майор: – Выпросил одну бочку в эшелоне. Давайте по-быстрому заправляйтесь. Бойцы подкатили бочку, мы по очереди сильно помятым ведром перелили горючее из бочки в баки. Досталось по полсотни литров. До полка добраться должны. Майор забрался в головной танк, выписал над головой рукой круг: «Заводи!» Экипажи забрались в танки, и мы тронулись колонной. Танки на ухабистой дороге бросало, как корабли в бушующем море, трясло. В бою тряски как-то не замечаешь – занят стрельбой, обнаружением противника. Часа через два мы добрались до расположения полка, а его и след простыл. Майор метался по двору бывшей МТС, где стоял раньше полк. – Куда ушли? Елки-моталки, у меня же приказ был – доставить танки! А теперь что? – сокрушался Степанков. – Товарищ майор, вам в комендатуру надо, может, там знают? – Не учи, сам знаю. Майор был явно зол. Еще бы – полк ушел неизвестно куда, баки с горючим в танках почти пустые, снарядов и патронов нет, у экипажей нет личного оружия, еды тоже не осталось. Мне ситуация казалась почти тупиковой. Майор все-таки ушел. Мы сидели у танков. Смешно – есть пушки и пулеметы, а охранять боевую технику нечем. Майор появился часа через три, утирая грязным платком вспотевший лоб. – Уф, упарился пешком бегать. Значит, так, хлопцы. Полк на Дорогобуж ушел, надо догонять. Майор поднял обе руки, не дав возразить об отсутствии топлива: |