Онлайн книга «"Качай маятник"! Особист из будущего»
|
– Подумать можно? – Можно – часа два. Вот пусть лейтенант тебя немного просветит о нашей службе. Лейтенант кивнул, и мы зашли в здание. Предполагая продолжение разговора, я и не знал, что снова увижу «товарища Сидорова» нескоро. Встретиться с ним мне доведется только через год. Лейтенант завел меня в небольшую комнатенку, нечто вроде бытовки. – Чаю хочешь? – Да я и поел бы чего-нибудь. То взаперти держат, то – самолет, то – тыл немецкий… А по-человечески поесть нигде не дают. – Сейчас. Лейтенант ушел, а когда вернулся, поставил на стол тарелку с вареной картошкой, полбуханки белого хлеба и – диво дивное! – изрядный кусок полукопченой колбасы, источавшей восхитительнейший аромат. Я не выдержал – схватил ее и понюхал. Как же давно я не ел такую колбасу! От чесночно-мясного духа чуть слюной не поперхнулся. – Да ты ешь, сержант, я сейчас чайку подогрею. Лейтенант поставил на электроплитку большой эмалированный зеленый чайник. Я жадно накинулся на еду, набил полный рот картошкой с колбасой. Вкуснятина! Съел все подчистую, до последней крошки. Лейтенант удивился: – Здоров же ты есть. – Как ем, так и воюю. А если серьезно, так я не только поесть от души не прочь, но и голод стерплю, коль нужда такая приключится. За разведчиками полевая кухня не ездит! Ты о деле рассказывай! И рассказал мне лейтенант, что еще в июле создана Особая группа НКВД под командованием Павла Судоплатова, а при ней – особая мотострелковая бригада, цель которой – разведывательно-диверсионная деятельность в глубоком немецком тылу. Лейтенант был немногословен, но я сразу понял, о чем речь. Претило только, что это структура НКВД – к этой организации отношение у меня было свое, но ведь я собирался уничтожать врага, а не охранять заключенных. Какие задания мне придется выполнять и будут ли они связаны только с разведкой в тылу, как говорит лейтенант – кто знает? НКВД занимался и карательными акциями… Как говорится, и хочется, и колется… Насколько я помню, после раздела НКВД в 1943 году на несколько структур из этой организации образуется СМЕРШ. Выбор у меня оставался – я мог вернуться в свой взвод. Только одно останавливало – в училище я изучал военную историю и помнил о Спас-Деменском котле, в котором немцы убили или взяли в плен многосоттысячную часть нашей армии, по разным оценкам, от 300 до 500 тысяч. И угодить в плен мне совсем не хотелось. – Хорошо, я согласен. – Вот это правильно! Давай по пятьдесят капель. – А начальство учует если? – Нет у тебя пока начальства. Ты уже не в армии, но еще и не в ОМСБОНе. Лейтенант достал из стола бутылку водки и разлил ее по стаканам. – Ну, давай за твою новую службу! Выпили, крякнули. А неплохая водка в НКВД – не то что на фронте. Лейтенант ушел, а вернувшись, пригласил: – Идем со мной. В другом кабинете, больше похожем на канцелярию, я написал автобиографию и заполнил еще несколько бланков. – Ну вот, теперь в казарму. Будем ждать, когда Судоплатов приказ на тебя подпишет. А пока документов на тебя нет, никуда не выходи. Пропуск и увольнительная, только когда в штат зачислен будешь, да и то – выход в город здесь не приветствуется. Держи продовольственные талоны – в столовой питаться, она на первом этаже второго корпуса. Пойдем, я тебе все покажу. Лейтенант показал мне вход в столовую, завел в казарму. Зал большой, у входа – дневальный. – Командир здесь? – Так точно. – Вызови командира, курсант. Дневальный крикнул на всю казарму: – Рота, смирно! Командира роты – на выход! Одна из дверей сбоку помещения открылась, подошел ротный. – Новый курсант, Петр Колесников, – представил меня лейтенант. – Пока документы оформляются, к занятиям не допускать. Ротный кивнул. – С прибытием, товарищ курсант! Дневальный, покажи свободную койку новичку. – Слушаюсь. Лейтенант ушел. Второй, свободный дневальный подвел меня к застеленной койке на втором ярусе. Не любил я спать на втором – в училище таким макаром четыре года провел, но выбора не было. В казарме было пусто, и я откровенно скучал, слоняясь по казарме и бытовке, но к вечеру сразу ввалилась толпа курсан- тов в военной форме, и все без знаков различия. И что у них тут за мода такая? Секретность секретностью, но ведь курсанты в город не выпускаются, так зачем огород городить? – О, у меня сосед появился! Давай знакомиться, меня Виктором звать. Парень стянул с себя гимнастерку, аккуратно сложил ее на табурете рядом с койкой и протянул мне руку. – Петр, – представился я в ответ. Рука у Виктора была сильной, рукопожатие крепкое. – Давно у нас? – Только прибыл. – Откуда? Можешь не отвечать, если секрет. – Не секрет – с передовой, командиром взвода разведки был. – Ух ты, здорово! А мне повоевать еще не пришлось. Что, и живого немца видел? Я улыбнулся такой непосредственности: – Не только видел, сам «языка» брал и не раз. – И как они? – В каком смысле как? Люди как люди, только форма другая. Виктор удивился: – Они же фашисты! – У них что, рога должны быть? Воюют умело, в технике и вооружении недостатка нет. – Ничего, подтянутся наши войска из тыла – Сибири, Дальнего Востока, сразу отбросим их к границе, а там и дальше погоним. Еще надаем им по мордасам! Спорить я не стал, зная, что надаем по мордасам и не только, но будет это через долгих четыре года. Чего с Виктора взять? Парень молодой, боевого опыта нет, пороху не нюхал, да и мозги, похоже, идеологией большевистской заморочены до предела. Уверенность в победе – непременное условие для воина, но без фанатизма. Видел я уже на фронте таких. Я был уверен: мастерство бойца заключается не в том, чтобы с гранатами под танк вражеский броситься и самому погибнуть, а в том, чтобы к этому танку умело подобраться, уничтожить его, а самому остаться в живых и продолжить бой. Поужинали мы в столовой. Меню хоть и не отличалось щедростью и разносолами, а все же было сытнее, чем на передовой. Таких бы харчей ребятам в траншеи, а то бывали дни, когда и ржаных сухарей вволю не видели. Интересно, поче- му в школе НКВД питание лучше? Потому что здесь дыхание войны не так остро чувствуется или нормы питания в НКВД выше? |