Книга "Качай маятник"! Особист из будущего, страница 99 – Юрий Корчевский

– И учти – если в роте будет еще одно ЧП, вроде неисполнения приказа, политруку несдобровать, тебе – тоже. Не пугаю, знаю уже – парень ты не из пугливых, предупреждаю просто.

Вон как все повернулось. Еще не так давно радовался я, что не приходилось своих расстреливать. Сейчас не 41-й год, когда бездумно расстреливали от рядовых до командующих армиями, списывая на них поражения и потери первых месяцев войны.

Однако я – не гражданское лицо, которому если что-то не нравится – написал заявление и хлопнул дверью. Я – в армии, да еще в таком подразделении, как контрразведка СМЕРШ. Отсюда убывают только по ранению или гибели.

Сев на трофейный мотоцикл с коляской, я поехал в полк. Стоял он километрах в тридцати от Конотопа.

Прибыв, я доложился командиру полка. Он зло глянул на меня и бросил:

– Садись! За исполнением наблюдать?

– Обязали.

Командир достал фляжку, две железные солдатские кружки, разлил по ним водку и выпил. Я последовал его примеру. Однако на душе было так муторно, что водкой не заглушить.

– Ты кто по воинской специальности? – спросил меня командир полка. От него уже изрядно пахло спиртным. Похоже, он и до моего приезда прикладывался к фляжке.

– Танкист.

– Тогда понять должен. Я с этим командиром роты полгода на передовой воюю. Совсем зеленым после училища пришел. Он – на взвод, я батальоном командовал. Смелый парень – опыта боевого набрался, два ордена Красной Звезды получил. Неделю назад разведка донесла – против нас немецкий танковый батальон выдвинулся, пятьсот второй. Cлышал о таком?

– Не доводилось.

– Конечно – откуда? СМЕРШ далеко от передовой. Так вот, батальон этот «Тиграми» укомплектован. Что им наши «тридцатьчетверки» могут сделать? Только если в упор стрелять. Вышли они в атаку, а навстречу – четыре «Тигра». Не стал Пелешко судьбу испытывать. Не увел бы роту – всех бы «Тигры» пожгли. Может, и обошлось бы тогда, да политрук наверх «телегу» написал. И видишь, как оно обернулось… Я надеялся – ну, звездочку снимут, в штрафбат пошлют – возвращаются же оттуда люди.

Командир полка плеснул себе водки в кружку и выпил ее одним глотком.

А я пытался представить тот, последний для старлея Пелешко, бой с «Тиграми». Действительно, командиру роты было чего опасаться. В армии после Курской дуги «Тигров» боялись. Броня толстая – только метров с трехсот-четырехсот пробить можно, да и то – если в борт или корму выстрелить. Но в здравом уме немцы борта подставлять не будут. И пушка калибра 88 мм очень сильна, пробивает лобовую броню Т-34 с 1,5–2 км. Против «Тигра» разве что КВ продержится за счет толстой лобовой брони, а пушка у него такая же, как и на Т-34, – 76 мм. Так что и средний и даже тяжелый наши танки серьезной угрозы для «Тигра» не представляли.

В душе я понимал опального командира танковой роты и сочувствовал ему. Боевые машины и людей он берег, а не струсил. Увы, только к самому концу войны наши военачальники научились ценить и беречь людей, не устилать их трупами дорогу на Берлин.

В комнату зашел майор, представился:

– Начальник штаба майор Тягачев. Готово уже, полк построен.

Полковник тяжко вздохнул, как будто его самого на казнь ведут, и вышел из комнаты. Я – за ним, не отставал.

В поле был выстроен в виде полукаре, иначе говоря – буквой «П», весь личный состав полка. Почти посередине стоял стол, за которым сидел, судя по красной звезде на рукаве, полковой политрук и судья военно-полевого суда – судя по петлицам.

Командир полка подошел и тяжело плюхнулся на стул. Политрук осуждающе покосился на него.

Двое конвоиров привели командира роты. Молодой парень в расстегнутой гимнастерке, без ремня и босиком.

Судья поднялся, зачитал приговор. Сердце мое сжалось от жалости.

Выстроили расстрельную команду – пять бойцов с винтовками.

– Я не трус! – прокричал старлей.

В его глазах было столько отчаяния, что я не выдержал, опустил голову.

Раздалась команда:

– Заряжай!

Щелкнули затворы винтовок.

– Прощайте!.. – крикнул танкист и поднял глаза к бездонному небу.

На поле стояла такая тишина, что даже негромкий его голос резанул сердце, леденя его неотвратимостью приближения бессмысленной смерти парня.

И тут случилось неожиданное. Весь полк, как по команде, исполнил поворот «кругом». Теперь судья и политрук видели лишь спины танкистов. Полк не хотел, просто отказывался смотреть, как расстреливают их товарища! Они не считали его трусом, а наказание – заслуженным. Танкисты показали таким образом, что они не согласны с решением суда, что они протестуют.

Зрелище было настолько необычное, что начальство на минуту утратило дар речи.

Политрук вскочил со стула, кашлянул и закричал:

– Кругом!

Строй развернулся. Раздалась команда:

– Готовсь!

Солдаты расстрельной команды вскинули винтовки к плечам.

Полк снова развернулся. Происходило нечто неординарное. Я о таком раньше даже не слышал.

Политрук махнул рукой, сержант крикнул:

– Пли!

Нестройно грохнули выстрелы. Старлей упал. Над полем повисла гробовая тишина.

Первым поднялся судья военно-полевого суда. Его лицо выражало крайнюю степень возмущения.

– Черт знает что в вашем полку творится, – бросил он и шмыгнул между батальонными коробками.

Полковник поднялся, обвел строй повлажневшими глазами. И увидел я в них не возмущение, а гордость за своих людей и боль за убитого старлея.

– Разойдись! – зычно крикнул он.

Мы направились к штабу. Я бы сразу уехал, но требовалось соблюсти некоторые формальности, подписать соответствующий акт. Он был уже готов, и все начальство расписалось – а теперь и я, как представитель СМЕРШа, поставил свою подпись.

Во рту было горько, как будто бы хины глотнул.

Полковник достал бутылку водки, разлил ее по кружкам, молча поднял свою и выпил. Я последовал его примеру. Политрук и судья отказались.

Выйдя во двор, я увидел, как танкисты, завернув тело убитого в танковый брезент, несут его к роще. Подумалось: «Наверняка похоронить по-человечески решили».

Я склонил голову. Прости меня, старлей Пелешко! Я-то верю, что ты не трус, но не в моих силах защитить твою честь от позора. И прощай…

Ногой толкнул кик-стартер, и мотор мягко зарокотал.

Ко мне подошел судья:

– Товарищ старший лейтенант! Вы не в Конотоп едете? Может, подвезете меня?

– Нам не по пути, – сквозь зубы процедил я. Не было бы свидетелей – я бы его сам, здесь и сейчас, шлепнул, и противно не было бы.