Онлайн книга «Дом на городской окраине»
|
— Еще раз огромное вам спасибо! — кричал ему вслед Михелуп. Подросток предложил сбегать за владельцем авторемонтной мастерской. И помчался к строению с ярко освещенными окнами, за которыми слышались громкая музыка и гул веселых голосов. «Шрум-шрум», — бубнил контрабас, «трам-там», — дудели саксофон и трубы, «тай-рай-рай», — щебетали кларнеты. Трактир содрогался. Бабы и босые детишки, повиснув на подоконниках, заглядывали в танцевальный зал. Подросток вернулся, ведя человека со взъерошенными усами и раскрасневшимся лицом. Михелупа обдал запах рома. Владелец мастерской спросил: — Что там у вас? Не едет? — Не едет, — подтвердил бухгалтер. — Раз не едет, поглядим, — сказал человек со взъерошенными усами, — сразу поедет, не может не поехать. Хотел бы я посмотреть, как этот мотоцикл не поедет. — Эй, Тоник! — подозвал он подростка. — Сбегай за моими причиндалами. Живо! Подросток в два счета принес инструмент. Владелец мастерской, став на колени, принялся за работу. Что-то мыча под нос, он разбирал машину. Из трактира доносилось веселое пение: «Маленько подожду — сама тебя найду, откуда только взялся ты на мою беду…» Человек со взъерошенными усами поднялся и почесал за ухом. Стоя над грудой блестящих деталей, он пробормотал: — Ума не приложу… Что-то тут не в порядке, а что — не пойму… — В чем дело, пан мастер? — спросил бухгалтер. Автомеханик только смерил его уничтожающим взглядом профессионала. — Говорю: что-то тут не в порядке, а что — сходу сказать не могу. Треклятая работенка! Придется глянуть на него утречком. Сейчас слишком темно… Он махнул рукой и зашагал к трактиру. — Ну вот! — простонал бухгалтер. — Что теперь будем делать? — Может, вернемся домой поездом, а? — предложил учащийся. — Поездом, пожалуй, не получится, — вмешался в разговор подросток. — До станции добрых два часа ходу, а первый поезд, рабочий, едет только в шесть утра. — Ничего не поделаешь, придется ехать утренним, — решил бухгалтер, — иначе нам домой не попасть. Но он забыл о бабушке. Старая дама решительно отказалась идти пешком. Бухгалтер принялся ее уговаривать. — Ну послушайте, бабушка, будьте разумны, — умолял он, — не можем же мы здесь остаться! — Останемся! — упрямо кричала старуха. — Не хочу пешком! У меня больные ноги… — Но ведь я должен завтра попасть на службу, — стонал бухгалтер, — если я опоздаю, будут неприятности… Бабушка стояла на своем. Она хотела в трактир. Слышала музыку и желала видеть, что там происходит. Бухгалтер сдался и решил ночевать в деревне. Направились к трактиру. Вход в него загораживали двое ссорившихся мужчин, какая-то женщина тянула одного из них за полу. — Скажи, что ты мне друг, — лепетал один, пытаясь обнять второго, — если ты мне не друг, так я тебе вда-вдарю… — Иди домой, старый, — упрашивала женщина, — и так уж набрался! — Оставь меня! — завопил пьяный. — Он должен сказать последнее слово… Я хочу знать, не продал ли он меня… — Вовсе я тебя не продал! — ревел второй. — Что бы я был за человек… друга я никогда в беде не оставлю! Я — нет! Может, кто другой! Еще не бывало, чтобы Алоис Хиле кого-нибудь продал… Вместе мы воевали, мучились в окопах… Вот он я! Я всегда только с чистой душой… — Разрешите, господа… — обратил их внимание Михелуп: мол, позвольте войти. — Франц, пусти пана, — обратился пьяница к своему другу. И, глубоко поклонившись, добавил: — Пехотинец ополчения — Хиле Алоис имеет честь доложить. Все в порядке, господин капитан… Михелуп пролез в трактир и наткнулся на официанта, который обегал залу с несколькими кружками пива. Бухгалтер его спросил, нельзя ли получить ночлег на троих. — Минуточку, к вашим услугам, — ответил официант и убежал. Слышно было, как он заорал: — Хозяин! Тут какие-то господа хотят переночевать! «Шрум-шрум. Трам-тарам. Тай-рай-рай», — «Погоди, еще будешь жалеть, когда мир этот лучше узнаешь…», — поют хриплые голоса. А первый тромбон долдонит: «Дылдыл-бум, дыл-дыл-бум…» 47 Зашлепали войлочные туфли, притащился трактирщик; его словно отчеканенное на меди лицо отличалось почти фиолетовым оттенком; глаза у него были влажные, жалостные, а из носа буйно росли дикие заросли седой шерсти. Он страдал астмой и дышал со свистом. — Господа желают получить ночлег? Это нелегко. В данный момент у меня нет свободного помещения. Разве что… Он судорожно закашлялся, прогибаясь в пояснице, лицо его из фиолетового стало черным. — Оххо! Оххо! Кхе-кхе! Кашель не отпускает… Ничего не поделаешь, годы… Так значит — ночлег? Оххо! Оххо! Кхе-кхе! Экая жалость… Все занято. Разве что шестнадцатый освободится. Я слыхал, будто тот коммивояжер собрался съезжать… — Трактирщик жестом пригласил прибывших зайти в помещение. — Пожалуйте в залу, — сипел он, — нынче там веселье. Ветераны устроили вечеринку. Жаль, что вы не приехали пораньше. Посмотрели бы художественную программу. Охо! Кхе-кхе! Нет, мне от этого кашля не избавиться… Он отыскал для них свободный столик. В зале, украшенной хвоей и пестрыми лентами, кружились завитые молодые люди и деревенские мужчины со впалыми, досиня выбритыми щеками. У некоторых шея была голая, а изжеванный воротничок выглядывал из кармана. Одни торжественно держали своих дам на большом расстоянии и выписывали ногами кренделя; другие, прильнув к щеке дамы, переступали на месте. Близилась полночь, и нравы становились все свободней. Пьяные голоса перекликались от столика к столику, рюмки дребезжали, контрабас без устали бормотал свое «шрум-грум», скрипка отвечала ему «трам-тарам, тидли-дидли», а кларнет щебетал «тай-рай-рай». Учащийся Гарри Пох объявил, что он голоден, и после переговоров с официантом заказал гуляш. Бабушка последовала его примеру. Бухгалтер же из-за всех этих диких приключений совсем пал духом, и есть ему не хотелось. Сокрушаясь всей душой, он только смотрел, как крупные зубы учащегося перемалывают пищу; бабушка от него не отставала, кадык на ее высокой шее прыгал как челнок на ткацком станке. «М-тата, м-тата…» Оркестр наяривал попурри из допотопных песен, переводя их в современный ритм. Кое-кто из музыкантов вскакивал и гримасничал, подражая джазистам. В особенно сложных местах трубачи, точно пьющие из лужи курицы, задирали жерла труб к потолку. Танцующие расставляли ноги наподобие циркуля; находились, однако, и такие, что дергали плечами, крутили боками и трясли задами, старательно изображая, будто танцуют блюз. Учащийся Гарри Пох доел гуляш и заказал копченую колбасу. Бабушка не отставала. Учащийся заливал еду пивом, старуха тоже потребовала бокал пива. Бухгалтер хмуро наблюдал за ними: «Подавитесь! Съешьте и меня с потрохами, несознательные люди!» |