
Онлайн книга «Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов»
– Это соответствует моим замыслам. Отчет я представлю позже. Коппельстоун улыбнулся и, направляясь к вокзалу, спросил: – «Среди прочего» – про это? – Да. – Гаррисон ошибся. И он это понимает. Наверное, птичка упорхнула. – Все же попытаю счастья. Коппельстоун уехал на поезде, и, хотя он мог выйти на любой станции и воспользоваться телефоном, у Гримстера появился шанс. То, что Коппельстоун был связан с Гаррисоном, не важно; то, что он теперь предатель, не удивило Гримстера, не тревожило и не звало к действию. Многие работники Департамента прошли той же дорожкой; кто-то позже, многие раньше – в основном из-за последнего взрыва извращенной добродетели, из-за тихого, опасного протеста, желания получить прощение через самоуничтожение. Из Тонтона Гримстер поехал в Хай-Уайкомб. Главные дороги были забиты, и потребовалось три с половиной часа. Впрочем, время не заботило Гримстера. Такое он ощущал и раньше – неторопливое чувство спокойной уверенности, что все – по крайней мере сегодня – пойдет так, как нужно. Гаррисону следовало убить его быстро, без одолжений и разговоров. Он спустился с крутого холма в Хай-Уайкомб, раскинувшийся по обеим сторонам узкой речной долины. Магазинчик Уильяма Прингла затаился в стороне от главной улицы, изгибающейся через город. Два полукруглых окна с мелкими переплетами, дверь между ними, над окнами вывеска «Принквариум Прингла» – Гримстер поморщился, прочитав странное слово. В окнах было выставлено множество принадлежностей для животных и рыб. На картонке в двери значилось «открыто». В магазине женщина покупала собачью еду. Гримстер, стоя на пороге, следил, как человек за прилавком насыпает и взвешивает корм. Других покупателей не было. Когда женщина вышла, Гримстер вошел, закрыл за собой дверь, защелкнул собачку замка и повернул карточку надписью «закрыто» наружу. Комната была ярко освещена неоновыми лампами в двух ярусах аквариумов с тропическими рыбками. Вдоль другой стены стояли клетки: радостно посвистывала морская свинка, серый кролик задумчиво жевал мягкий капустный лист. В воздухе немного пахло мочой животных и пылью от сухого корма, но все было чистенько и аккуратно. Уильям Прингл, с совком в руке, смотрел на Гримстера с легким любопытством. Лили точно его описала – непослушная светлая копна волос и редкая неопрятная борода. Красная рубашка с открытым воротом, зеленые вельветовые брюки, на талии повязан черный фартук. Честные голубые глаза смотрят без испуга. – Если вам нужна касса, вы не наскребете даже на приличный обед, – сказал он. – Я просто хотел приватности. Поговорим здесь или у вас есть задняя комната? – Гримстер показал Принглу министерское удостоверение. Прингл взглянул, о чем-то поразмыслил, пожал плечами и положил совок в мешок с кормом. – Сюда, мистер Гримстер. Как раз собирался выпить чаю. Хотите? – Спасибо. Он последовал за Принглом в маленькую комнатку позади магазина. Почти все пространство занимал письменный стол с конторкой. Два кресла, небольшая книжная полка и умывальник под окном, рядом с которым на подставках стояли маленькая газовая плита, конфорка и лежали кухонные принадлежности. Раскладушка с аккуратно сложенными одеялами стояла вдоль одной стены, угол, отгороженный занавеской, служил гардеробом. Прингл жестом пригласил Гримстера садиться, а сам пошел к окну наполнять чайник. Нижняя часть окна была открыта – виднелся садик с ящиками и клетками вдоль забора. На подоконнике снаружи крепилась птичья кормушка. – Официальное расследование, – начал Гримстер. – Если сомневаетесь, можете позвонить в министерство и проверить мое удостоверение. Прингл, не оборачиваясь, ответил: – Не нужно. Я вам верю. – У него был красивый и глубокий голос. Хорошо бы звучал с кафедры его отца. – Я хочу задать несколько вопросов о покойном Гарри Диллинге. Прингл зажег конфорку и поставил чайник. – Давайте. – Он раскрошил в руке кусок хлеба и насыпал в кормушку. Несколько воробьев и зяблик подлетели угоститься. – Вы с ним дружили? – Да. Прингл сел и предложил сигарету. Гримстер покачал головой. Прингл закурил и улыбнулся. – Лучший друг за всю жизнь. Психованный Гарри. – А каковы были ваши финансовые отношения? – Финансовые? – Вы знаете, о чем я. Сколько вы вложили в его компанию? – А, ясно. Около шести тысяч. – Кто нашел остальное? – Гарри. – После его банкротства вы много потеряли? – Увы, да. – Гарри, видимо, переживал. – Внешне не очень. Тревожился – но не переживал. – Он что-то пытался предпринять? – Да. – Нельзя ли подробнее? Прингл пожал плечами и потянулся к столу. Открыв ящик, достал конверт и протянул Гримстеру. – Вот фотокопия документа. Оригинал у моего юриста. – Он улыбнулся. – У одного юриста. Гримстер достал фотокопию из конверта и начал читать. Диллинг предназначал Принглу одну седьмую часть во всех правах, капиталах или выплатах, полученных от продажи или аренды изобретений Диллинга, его открытий или технологических процессов в течение всей жизни Диллинга. После его смерти эти права продолжались без ограничений для Прингла, который, в свою очередь, мог передать их кому сочтет нужным. Чайник засвистел, и Прингл поднялся заваривать чай. – Дата на документе – после банкротства, – заметил Гримстер. – Точно. Не считая мелких ежемесячных выплат, это был единственный способ, который он мог придумать, чтобы вернуть мне деньги. Хотя я просил его не беспокоиться… Иногда Гарри бывал сверхъестественно щепетильным. Не часто, но уж тогда его было не поколебать. Мне, честно, на деньги было наплевать. Легко пришли – легко ушли. – Он говорил с вами о проекте, который собирался продать нашему министерству? – В самых общих чертах. – Вы представляете, что это? – Нет. Хотя догадывался, что это по его специальности. – Он как-то называл проект? – О да. «Королек». – Почему? – Хоть убейте. Думаю, просто взял первое попавшееся название. – Прингл налил Гримстеру чай в большую белую кружку с трубящим африканским слоном. – Если недостаточно крепкий, скажите. Я положу еще пакетик. – Он протянул Гримстеру сахарницу, чтобы тот достал сахар своей рукой. – Вы знали, что незадолго до смерти Диллинг спрятал все соответствующие бумаги по проекту? – Да, он говорил мне. – Когда? – В день смерти. |