Онлайн книга «Ребрендинг юродивой»
|
— Привет, — бросил он Насте и оглядел ее с ног до головы. — Насть, а эти… Авторитеты… Они какие? — Что? — не поняла Настя. Она вообще плохо соображала. А тут какие-то авторитеты… — Ну, авторитеты криминальные! Ты же общаешься с ними! — Я? — обалдела Настя. Это что еще за новости? — Ну не я же! — хитро подмигнул ей Стасик. — Да ладно тебе. Я в курсе. Этот твой рыжий мне по секрету сказал. — Что сказал? — Что ты с авторитетским ребенком занимаешься и что очень они тебя там, в криминальных кругах, почитают. Что? Неправда, что ли? — Стасик посмотрел на нее цепким, внимательным взглядом. Настя соображала, конечно, плохо, но поняла, что придется ей соответствовать имиджу, который придумал Андрей. Иначе жизнь ее в этой квартире изменится в одно мгновение и станет хуже прежней. Получалось, что вранье — залог ее спокойствия… Что ж… — А… Ты об этом… Я не поняла сначала. Да. Занимаюсь. С сыном. Очень талантливый мальчик. И уже попадает в десятку. Его ко мне сразу после стрельбы привозят. Способный. Весь в папу. — Да ну? А папа? Он какой? Настя попыталась представить папу — криминального авторитета. А потом подумала, что эти самые авторитеты — обычные люди, такие же, как все… Просто, судьба у них сложилась иначе. И не всегда было в этом их желание… Жизнь — штука сложная. Пошутить она любит… Настя ответила, пытаясь выглядеть убедительной: — Обычный. Ты бы ни за что не определил, чем он занимается, если бы встретил его на улице. Милый и приятный мужчина. — Да ну? — Да. Обаятельный и остроумный. Очень интеллигентный. — Да ладно! А сам мочит каждый день кого-нибудь! — Сам он никого уже не мочит. Да и излишняя жестокость себя никогда не оправдывает. Просто в их обществе свои законы. Они их выбрали и по ним живут. Вот и все. — Ну ты, Насть, даешь! Я прямо обалдел! Он небось тебе большие бабки платит? А? — Да нет… Нормальные. Как все. — Да ладно! Прибедняешься. Я у тебя занять хотел… — У меня нет. Извини… Настя прошла мимо Стасика к своей комнате. — Зазналась! Как же… Нет у нее… Сучка е…я! Стасик прошептал все это еле слышно, но Настя услышала… Только виду не подала. А зачем? Главное, чтобы ее оставили в покое. Сейчас она покормит Веронику. Проверит тетради… А потом, может быть, даже уснет… Если получится… Посидеть в одиночестве не удалось. То и дело прибегала Машка. Она трещала, как пулемет, и постоянно чего-то хотела. — Настя, дай ручку. Я буду рисовать. И бумажку дай. — Машка тянулась за ручкой, которой писала Настя, другие ей были не нужны, только эта. И Настя давала ручку. И бумажку тоже. Правда, обычный листок Машке тоже не подходил. Ей нужны были именно детские тетради. Настя же писала в них! Вот и Машка тоже будет! — Вот, Маш. Пиши тут, — улыбалась Настя. Она не могла не улыбаться, глядя на пухлощекое сосредоточенное Машкино личико. Даже в поганом настроении не могла. Машка — чудо! Маленькое, любимое чудо! И у нее никогда не будет такого — своего собственного, которое можно тискать и прижимать к груди — крепко-крепко, уткнувшись носом в лохматую и такую родную макушку… — Нет! — визжало чудо. — Не хочу тут писать! Хочу — там! — Пальчик указывал на раскрытую тетрадь. Бороться с детским напором сил у нее не было. — На, — протянула Настя первую попавшуюся тетрадь. Пусть пишет. Ничего страшного не случится. Ну, нарисует свои каляки-маляки на чьей-нибудь домашней работе… И что?.. Мир от этого не перевернется. Но то, что Машке разрешали, быстро ей надоедало. — Не хочу рисовать! Хочу компот! Машка убегала на кухню и возвращалась с компотом, угрожая теперь залить им все тетради сразу. — Пей аккуратно, — говорила ей Настя, отодвигая все самое ценное. — Хочу черепашку! Где Вероника? — Машка соскакивала со стула и неслась к коробке. — Осторожно, Маша! Вероника — маленькая. — Я буду осторожно! Я осторожно, — обещала Машка, хватая бедную черепаху обеими руками и прижимая ее к груди. — Маш, отдай! Ты ей больно сделаешь! — Нет, я не буду больно! Я ее в колясочке покатаю. Она хочет покататься. Как объяснить Машке, что Вероника кататься совершенно не хочет? Что она хочет, чтобы ее оставили в покое! Чего, в общем-то, хочет и Настя… Потом пришла Ольга и долго ходила вокруг и около, подбирая подходящий момент, чтобы выпросить у Насти очередной свитер. Настя так замучилась от них всех, что сама помогла запуганной криминальными авторитетами Ольге перейти к нужной теме и предложила ей вожделенный свитер. Она готова была снять с себя последнее, только бы остаться одной… Чтобы поплакать спокойно. Чтобы пожалеть себя. Она знала, что жалеть себя — плохо. Знала, что это говорит о ее слабости… Ну и что? Ну слабая она, и что? Кому какое дело? Теперь уж точно до нее никому нет никакого дела. И Андрею тоже… На предпоследней тетради в комнату вошла Светлана Федоровна. — Что-то ты меня, Настенька, совсем забыла. И сырничков не печешь. Конечно, кому я, старая, нужна… Настя подумала, что попечь сейчас сырничков — это практически то, о чем она и мечтала… Она печально посмотрела на бабушку и неожиданно спросила: — Бабуль, а ты любила когда-нибудь? По-настоящему? Светлана Федоровна вытаращила свои и без того круглые из-за толстых стекол очков глаза на Настю. Потаращилась, медленно приходя в себя, и сообщила: — Ой, были мужики… Были… — Нет, бабушка… Я про любовь. Которая и сейчас, может быть, у тебя сохранилась… Такая была? — Такая?.. Была… А как же… Светлана Федоровна уселась на Настину кровать и задумалась. — Была, да вся вышла… — Почему? Расскажи, бабуль. — Да что там… Влюбилась. В инженера нашего. Он красивый был. Статный. И умный такой, интеллигентный весь из себя. Муж-то мой — Васька — простой был лапоть. Грубый. А этот… — Бабушка мечтательно завела к потолку глаза. — Красавец… Вот и потеряла я голову… А ухаживал как… Ох! Грехи мои тяжкие! — вздохнула мечтательно Светлана Федоровна. — И что? — спросила Настя. — А ничего… Встречались, недолго только. Он жениться на мне хотел… Я тоже на все готова была… А Васька прознал и взбесился. Избил меня, ирод… Зуб выбил, хорошо, что не передний. Тогда так не вставляли, как сейчас. А ему, милому моему, тоже всю жизнь поломал. В партком сообщил, что разваливает мой инженер семью — ячейку общества — и еще каких-то гадостей антисоветских напридумывал. Короче, еле мой инженер тогда голову свою уберег… В должности его понизили… Вот так… |