
Онлайн книга «Вторжение. Земля за Туманом»
![]() Впрочем, сломать можно любого: Ханучаев это хорошо знал. Вопрос только во времени. — Ну че, Хан, психов, нах-х, полная палата, да?! — осклабился Грачев. Он больше не морщился и не трогал ежеминутно пластырь на щеке, но злость свою еще не излил. — А этот вот — вишь, самый буйный. Резиновая дубинка смачно шлепнула задержанного по шее. Тот покачнулся, дернулся в наручниках. Зашипел змеей, попытался вскочить. Едва не упал, но был подхвачен бдительным сержантом и впихнут обратно на стул. — Хватит! — поморщился Ханучаев. — Его допросить надо, а не замочить. — Хан! Да он жи ж меня… — Пасть заткни, Грач! Ханучаев еще раз покосился на клетку, вздохнул. Оно, конечно, непорядок — допрашивать задержанного на виду у сокамерников. В идеале следовало бы разделить камеру и комнату для допросов, но КПМ — не райотдел. Тесная бетонная коробка, поставленная на въезде в город, — не резиновая. Вот и приходится извращаться, совмещать… Лейтенант уставился на человека, сидевшего напротив: — Ну, чего? Будем говорить? Задержанный говорить не желал. Или не понимал, о чем его спрашивают. Только шумно дышал сквозь зубы. — Ты того, Хан… по-калмыцки его, по-калмыцки, — снова влез Грачев. — Может, че поймет, падла! — Не гунди над ухом, сам разберусь. Ханучаев оперся локтями об исцарапанную столешницу. — Ты кто? — спросил он по-калмыцки. — Ты меня понимаешь? Отвечай! И задержанного словно прорвало. * * * Харагуульный нукер заговорил иначе. Это была уже не русинская речь. Говор походил скорее на ойратское наречие. Правда, странное какое-то, не очень понятное. И все же Далаан, общавшийся в ханских туменах с воинами разных племен, различил три знакомых слова: «ты», «понимать», «отвечать». Дэлгэр, видимо, тоже понял обращенные к нему слова. И не задержался с ответом. — Как смеешь ты, презренный сын степной собаки, так обращаться с нойоном, послом и воином Великого хана?! — прорычал юзбаши. Далаан восхищался стойкостью сотника. В глазах скованного и избитого Дэлгэра не было страха, в его словах звенела ярость. — Понимаете ли вы, несчастные и неразумные, что, поднимая руку на меня и моих людей, вы тем самым бросаете вызов самому Потрясателю Вселенной?! Осознаете ли, что обрекаете на смерть не только себя, но и весь свой род? Русин, сидевший напротив Дэлгэра, морщил лоб и вслушивался в слова сотника. Потом снова заговорил сам. На этот раз — медленнее и четче, как разговаривают с малыми детьми. Речь его стала понятнее. Кажется, русин спрашивал, кем является Дэлгэр и люди, которых он привел, и откуда они прибыли. Еще харагуульный страж просил говорить не так быстро. Видимо, этот русин служил тайлбарлагчем-переводчиком при дорожной заставы, — решил Далаан. И пусть толмач из него был никудышный, но все-таки… Появилась возможность договориться. Хотя бы сейчас. — Я и мои воины служим избраннику Неба и Великому хану, стоящему над всеми монгольскими племенами! — громко и отчетливо произнес Дэлгэр. Харагуульный тайлбарлагч удивленно хлопал глазами. — Освободите меня и моих воинов, — потребовал Дэлгэр. — Верните наше оружие и наших коней. Отдайте золото и голову разбойника, которая лежала в дарственном турсуке, и немедленно проводите нас к наместнику города. Тогда, возможно, я скажу слово в вашу защиту. И возможно, вам сохранят ваши жалкие жизни. * * * Задержанный говорил долго и сердито. Ханучаев начал кое-что понимать из сказанного. Не так уж и много, но начал. Вот только проку с того, если задержанный несет какую-то бредятину. — Ну? Врубаешься? Че он там вякает? Кто такой ваще? — Грачев аж пританцовывал от нетерпения. — А х-ху знает. — Ханучаев пожал плечами. — Хрен разберешь. Как будто монгол. — Ох, них-х-яж, себе! — изумленно присвистнул Грачев. — А я-то думаю: чи калмык, чи китаец. Слышь, а почему монгол, а Хан? Ты же по-калмыцки с ним. — Говорит, что монгол. А калмыцкий и монгольской — языки одной группы. Похожие они ну… как русский и украинский. — А-а-а, — изумленно протянул Косов. — И че? — Ни че! Какой-то странный у него монгольский. — Хан, а откуда здесь ваще монголы взялись? — Ты у меня спрашиваешь, Грач? — раздраженно фыркнул Ханучаев. Задержанный заговорил снова. — О! — подался вперед Грачев. — А теперь че п-с-тит? Ханучаев, подавшись вперед, снова вслушивался в смутно, очень смутно знакомую речь, стараясь уловить общий смысл или хотя бы часть смысла. — Ну? — никак не унимался сержант. — Че? — Через плечо! — буркнул Ханучаев. — Умолкни, Грач. Я и так ни хера не понимаю, а тут ты еще в ухо квакаешь! Грачев замолчал, но держался недолго. Не прошло и минуты, как сержант взмолился снова: — Ну? Хан? А? — Пургу какую-то гонит, — устало вздохнул Ханучаев. — Что-то про Чингисхана… — От-м-дак, а! — скривился Грачев. — Мозги ему вправить? — Погоди, — отмахнулся Ханучаев. Задержанный не умолкал, и лейтенант сосредоточенно вслушивался. — Еще про поход вроде, про войско какое-то треплется… Мля, дальше вообще не въезжаю. Матюкается, что ли? — От-нах-х, чура нерусская! Я это… не тебе, Хан, не обижайся. Дай-ка я его сейчас… Сержант медленно и демонстративно — чтобы задержанный видел — занес дубинку. Задержанный видел. Но не боялся. Только процедил сквозь зубы что-то явно нелицеприятное. — Ты, Грач, того… не переусердствуй, — хмуро предупредил Ханучаев. — А-х-ли?! Убудет от него, что ли? — Грачев скривил губы в садистской ухмылке. — Сопротивление сотруднику милиции при исполнении. Отмажемся. В первый раз, что ли… Сержант чуть подергивал поднятой дубинкой, пугая и следя за реакцией задержанного. Задержанный не реагировал. Беззащитный человек в наручниках сидел невозмутимо — даже глаз не прикрыл. — Крепкий, нах-х! — с каким-то уважением даже проговорил Грачев. — Другой бы давно сопли пустил. А этот — держится, мля! Ничего, щас-ля, мы его… Сержант подступил вплотную. — Тут, вишь, Хан, по почкам не катит — я пробовал уже, — со знанием дела объяснял Грачев. — Железо защищает, а как снять — не знаю. Ну а в бубен или по тыкве — самое то оно будет! Взмах. Удар. Занесенная дубинка опустилась на голову задержанного. И — раз, и — второй, и — третий. Шлеп-шлеп-шлеп — удары сыпались один за другим. Быстро, точно, сильно. Задержанный, не имея возможности ни уклониться, ни прикрыться руками, лишь глухо вскрикивал и вертел головой, будто бык на бойне. На пятом ударе — упал с привинченного к полу стула. |