Онлайн книга «Счастливо оставаться!»
|
– Хозяйка, – почтительно называли госпожу Вольчик рыночные торговцы. – Хозяйка! – с нетерпением окликали Вику строители их с Геной будущего дома и требовали денег. – И кто тут в доме хозяйка? – засомневалась свекровь, поселившаяся в королевском дворце четы Вольчик. – Я в доме хозяин! – напоминал Гена и грозил матери пальцем. Мадам Вольчик багровела и удалялась в покои королевы-матери, чтобы пожаловаться Боженьке на неблагодарного сына и невоспитанную невестку. Одного слушателя ей казалось недостаточно, и она несла правду в народ, активно заселяющий соседние территории. Неутомимая мадам Вольчик создала клуб обиженных матерей, главная цель которого сводилась к восстановлению справедливости и возвращению отнятых сыновей. – Чашку чая не предложит! – делилась она с членами клуба. – Гости приходят – к столу не позовет. И ладно бы королевских кровей, а то стриптизерша безродная! О подрывной деятельности свекрови Вика узнала случайно, разговорившись с молодой соседкой, приглашенной в дом под предлогом налаживания дружеских отношений. Соседка хотела дружить изо всех сил и потому с легкостью выдала тщательно охраняемую тайну коттеджного поселка о беззакониях в семье известного бизнесмена Геннадия Вольчика. Вика рассказала мужу все. Гене стало стыдно… Перед людьми. – Я-а-а! – бушевал Вольчик. – Известное лицо в городе! Я-а-а-а – плохой сы-ы-ын?! Как я-а-а-а людя́м в глаза смотреть бу-у-уду?! Чтобы па-а-альцем тыкали?! Услышав Генины вопли, мадам Вольчик поспешила удалиться в королевские покои в целях сохранения имперского достоинства и запереться изнутри. На всякий случай. – Поговори с ней, – просила жена. – Только спокойно. Вика так испугалась за безопасность свекрови, что отступила обида. – Спо-кой-но… Спо-кой-но… – внушала Вика мужу. – Какой, на хрен, спокойно! – возмущался Гена и открывал холодильник. – Ты хочешь есть? – отвлекала внимание супруга. – Я-а-а-а? – отметал от себя Вольчик намек на существование примитивных, можно сказать, низменных инстинктов. – Я-а-а-а? Есть? – Ты же не завтракал! – Как я могу завтракать, Вика?! Как я могу завтракать, когда весь поселок говорит о том, как Гена-очешник издевается над престарелой матерью? – Ну не такая уж она и престарелая, – осторожно напомнила Вольчик-младшая. – Ей всего-то шестьдесят два. – Всего-то? – возмущался Гена холодному спокойствию жены. – Это ты говоришь «всего-то»? – Моим родителям, – начала было Вика, но договорить не успела. – Твоим родителям… – театрально разводил руками Гена. – Твоим родителям не пришлось воспитывать двоих детей! – Ну да, – соглашалась супруга. – Они воспитывали троих. – Троих? – Троих, и ты прекрасно об этом знаешь. – Но заметь, – Вольчик замирал посреди кухни. – Вдвоем. – И что? – Вика делала вид, что не понимает, куда клонит Гена. – Что-о-о-о-о? – орал тот. – Это ты называешь «и что»? Моя мать воспитывала нас одна! Одинешенька! «Угу, – хотелось съязвить Вике. – Именно поэтому она и отдала тебя в спортивный интернат в десять, а твоего брата – тремя годами позже». – Это твой папаша бороздил моря и океаны! А я своего в глаза не видел! Только на фотографии. Шмо-о-о-отки! Одни тряпки на уме! – Причем тут тряпки? – искренне недоумевала Вика, пытаясь обнаружить связь между фотографией старшего Вольчика и вещизмом. Гена переводил дух и набирал в легкие побольше воздуха, чтобы изрыгнуть из себя очередную тираду. – Тряпичница, – озвучивал он приговор собственной жене и с жадностью, прямо со сковороды, заглатывал котлету. «Тряпичница» смиренно доставала тарелку и накладывала на нее недавно шипевшие в масле мясные комочки. Вольчик ел с нескрываемым аппетитом. Успокоившись, обтирал рот и назидательно поднимал вверх палец. – Я требую уважения. К себе и к своей матери. Вика растерянно смотрела на мужа и окончательно терялась в догадках: «Что я сделала не так?! Может быть, нужно было промолчать? Не выносить сор из избы? Так я его и не выносила…» – Довела! – констатировал Гена и, шумно выдыхая, поднимался вверх по лестнице восстанавливать справедливость. О ней же мечтала и Вика. Тщетно. Экспансия ревнивой свекрови приобретала глобальный характер. – Мама, – требовательно стучал в запертую дверь Вольчик. Мама хранила молчание. – Мама, – уже спокойнее, но все равно достаточно строго окликал сын святую женщину, добровольно лишившую себя контактов с миром. Отшельница не подавала признаков жизни. – Ма-ма, – виновато поскуливал Гена под дверью и скреб пальцем косяк. Палец скользил по отлакированному дереву, оставляя за собой мутноватую дорожку. «Можно было темнее, – рассуждал Вольчик, внимательно разглядывая блестящее покрытие. – Хотя… Ничего…» – Мне ничего не надо, – раздавалось из-за двери. – Я ни в чем не нуждаюсь. Ничего не прошу. – Я тебя прошу, – с неподдельной горечью в голосе говорил Гена. – Открой. Мадам Вольчик тяжко вздыхала. – Открой! – Зачем? – Надо! – Уже ничего не надо, – скорбно роняла та в замочную скважину и вздыхала еще громче, чем прежде. – Поздно… От горького «поздно» Генино воображение разыгрывалось, и краснодарский бизнесмен видел лакированный гроб, утопающий в живых цветах, слышал траурную музыку и испытывал чувство невозвратной потери. Сиротство дышало ему прямо в затылок. – Открой немедленно! – В голосе Вольчика проскальзывали капризные интонации отвергнутого ребенка. Мать не сдавалась. – Ви-и-ика! Вика взлетала по лестнице. – Вот посмотри! Она старательно таращила глаза. – Вот посмотри, что ты сделала! – Что я сделала? – Вот, что ты сделала! – горько констатировал Гена и снова стучал в запертую дверь. Королева-мать ехидно улыбалась в своем чертоге, представляя растерянное лицо невестки. Вика покрывалась пунцовыми пятнами и отводила взгляд в сторону. – Посмотри! – приказывал Гена и тыкал пальцем в замочную скважину. – Сюда посмотри! – Мама… – выдавливала из себя Вика, чуть не плача. – Откройте дверь… Ликованию мадам Вольчик не было конца: ведь есть! Есть Бог на свете! «Есть грозный судия! Он ждет!» И он поставит на место эту безродную профурсетку, столь нагло отобравшую у нее сына. Хорошего, послушного мальчика. Немного невезучего. Немного пьющего. Зато родного. Своего собственного! |