Онлайн книга «Путь длиной в сто шагов»
|
– Сколько всего, – сказала Маллори. – Надеюсь, не очень острое. В тот единственный раз, когда я ела индийскую еду в Париже, она была ужасна. Два дня потом мучилась изжогой. Однако ресторанные запахи пробудили ее аппетит, как и у мсье Леблана, и они переложили себе на тарелки риса, рыбы, цветной капусты и хрустящей печенки. – Вы не поверите, что я видела на кухне. Маллори подцепила вилкой огурцы, рис, окру и рыбу и проглотила. – Ну, скоро быть у них санинспектору. Этот мальчишка пролил… Но Маллори не договорила. Нахмурившись, она опустила глаза в тарелку. Взяла еще немного, методично прожевала, чтобы распробовать как следует. И вдруг вцепилась в плечо мсье Леблана. – Что такое, Гертруда? Господи боже. У вас такое выражение лица… Что такое? Слишком остро? Мадам Маллори вся дрожала и, словно не веря себе, качала головой. Она съела еще кусочек. Все было ясно. Последние проблески надежды померкли, и она осталась одна наедине с ужасной истиной. Да. Мадам Маллори со звоном уронила вилку. – Ах, нет-нет-нет! – простонала она. – Бога ради, Гертруда, скажите, что случилось? Вы пугаете меня. Никогда еще прежде мсье Леблан не видел у нее на лице такого ужасающего выражения. Так выглядит, подумал он, человек, утративший смысл жизни. – Он… – прохрипела она, – он… – Что? Кто он? Что он? – Мальчишка! – хрипло выкрикнула она. – Этот мальчишка… До чего же несправедлива жизнь! Маллори прижала к губам салфетку, чтобы заглушить невольные всхлипы. – О-о… Посетители за соседними столиками стали оборачиваться. Мадам Маллори вдруг заметила, что все на нее смотрят. Собрав все силы, она выпрямилась, поправила уложенные в узел волосы. Губы ее растянулись в бесстрастной, словно приклеенной улыбке. Постепенно все снова занялись своей едой. – Вы пробовали? – прошептала Маллори. Ее глаза горели, как если бы кайенский перец и карри воспламенили ее изнутри. – Грубовато, да, но под всей этой остротой, в глубине, подчеркнутое прохладой йогурта… Да! Да! Совершенно точно. Все дело в гармонии и контрапункте вкусов. Мсье Леблан швырнул на стол салфетку. – Ради бога, Гертруда, о чем вы? Говорите толком. Однако мадам Маллори, к его полному изумлению, опустила голову и зарыдала, уткнувшись в салфетку. Никогда еще за те тридцать четыре года, что месье Леблан работал на нее, он не видел, чтобы она плакала. Тем более на публике. – Талант, – промычала она сквозь салфетку, которую все еще сжимала в пальцах. – Талант. Этому невозможно выучиться. Этот тощий индийский мальчик – у него есть то, что встречается среди поваров лишь однажды в целом поколении. Понимаете? Он прирожденный кулинар. Он художник. Великий художник! Не в силах больше сдерживать себя, мадам Маллори уже открыто разрыдалась. Ее всхлипы и стоны боли услышал весь ресторан. Все замерли. Подбежал папа: – Что? Что с ней? Слишком остро? Мсье Леблан извинился, заплатил по счету, подхватил словно потерявшую рассудок даму под локти и вывел ее, плачущую, через заднюю дверь ресторана. Завыла жившая при церкви собака. – Нет-нет, – стонала Маллори. – Нельзя, чтобы меня такой видели посетители. Леблану кое-как удалось подняться с ней по задней лестнице «Плакучей ивы», предназначенной для слуг, в ее комнаты в мансарде. Несчастная женщина без сил повалилась на диван. – Уйдите. – Если вам что-нибудь понадобится, я буду внизу. – Вон! Вон! Вы не понимаете. Никто не понимает. – Как скажете, Гертруда, – произнес он тихо. – Доброй ночи. Он аккуратно прикрыл за собой дверь. Однако в темной комнате Маллори вдруг стало не хватать Леблана. Она с открытым ртом повернулась к двери, но было уже поздно. Леблан ушел. И пожилая женщина, оставшись одна, снова бросилась на диван, всхлипывая, как девчонка. В ту ночь Маллори спала дурно, мечась в постели, как рыба, вытащенная из воды. Ее сон представлял собой череду чудовищных, кошмарных видений. Ей виделись гигантские медные котлы, в которых на медленном огне готовились вкуснейшие блюда. Ахнув, она поняла, что то был суп Жизни, который она так долго искала, и она просто должна была заполучить его рецепт. Но сколько она ни ходила кругами около котлов, сколько ни пыталась вскарабкаться по их гладким стенкам, так и не смогла попробовать этот potage [19] . Она все соскальзывала и соскальзывала, падая на пол, словно лилипут, чей ничтожный рост не позволял разгадать великую загадку, заключенную в котле. Маллори очнулась еще затемно, когда только еще начали щебетать первые воробьи на ее любимой иве под окном, ветви которой уже покрылись изморозью. Держась так, будто проглотила аршин, Маллори встала и решительно направилась в ванную. Там она яростно почистила зубы, даже не взглянув на себя в зеркало – на второй подбородок, на морщины вокруг глаз. Она вложила свои белые груди в лифчик на косточках, набросила через голову синее шерстяное платье и пару раз свирепо прошлась по волосам стальной щеткой. Уже через пару минут она с шумом спускалась по лестнице и молотила в дверь мсье Леблана. – Вставайте. Пора на рынок. Невыспавшийся Леблан у себя в темной комнате, в уютном коконе из теплого одеяла, тер глаза. Он с хрустом повернул голову к будильнику со светящимися цифрами. – Вы с ума сошли? – крикнул он через дверь. – Господи, еще только полпятого. Я лег спать всего несколько часов назад. – Только полпятого! Только полпятого! Время не ждет. Вставайте, Анри. Я хочу оказаться на рынке раньше их. Глава восьмая
Заспанные, но имевшие вид победителей, мы приехали в центр позже обычного, в половине восьмого утра, потому что до ночи праздновали успешное открытие ресторана. Начали мы, как всегда, с рыбной лавки мсье Итена, где пряно пахло селедкой. Перед нами было еще несколько покупателей, и мы встали в очередь. Папа попробовал на своем ломаном французском обратиться к жене управляющего местной лесопилкой. – Maison Mumbai, bon, nah? «Мумбайский дом» хорош, да? – Простите, что вы сказали? Подошла наша очередь. – Доброе утро, – проревел отец. – Есть сегодня что-нибудь из ряда вон выходящее, мсье Итен? Вчера всем так понравилось, как у Гассана вышла рыба под карри. Мсье Итен был весь красный, как будто выпил. На негнущихся ногах он стоял у стены своей лавки. – Мсье Хаджи, – пробормотал он, – рыбы нет. |