Онлайн книга «По-настоящему»
|
– Не бойся, – прошептал он. – Я люблю тебя. – Стёпа… Ты же знаешь, я никогда… Мне страшно… Мне будет больно, наверное… – Риша, я тоже… Никогда… Мне тоже страшно… И он снова начал меня целовать, а его руки ласкали меня… нет, я не могу об этом писать… Было сладко, было очень жарко, меня как будто распирала изнутри горячая волна, я понимала, что вот-вот это случится, я боялась, и я хотела. И это случилось. Было очень больно. Я плакала. Стёпа целовал мои слёзы. Было очень сладко. И в конце… было такое невероятное ощущение, я не знаю, что это было, но хочу, хочу пережить его ещё много-много раз… Взрыв во всём теле, яркий, приятный, на несколько секунд перекрывший ощущение боли… Потом мы лежали на моей кровати и обнимались. Стёпка увидел кровь на простыне и сам едва не заплакал. – Тебе очень больно? Ты не хотела? Прости меня, прости, прости… Я притянула его к себе, и мы снова начали целоваться как безумные… В голове моей мелькнула шальная мысль, что от всех наших действий, вообще-то, бывают дети, но я старательно отгоняла её от себя… И мы снова целовались, ласкали друг друга, и… всё повторилось снова. – Я боюсь, Стёпка, – сказала наконеця. Мысль о последствиях не давала мне покоя. – А что если… Ну ты знаешь, от этого дети появляются… – Значит, будут дети, Риша. Я люблю тебя… Он ушёл в седьмом часу вечера, когда, по моим подсчётам, уже должны были вот-вот прийти родители. Только в семь я всё-таки застелила свою постель. Пишу – а щёки до сих пор горят от его поцелуев… ЧТО Я НАДЕЛАЛА? МНЕ ТАК СТРАШНО… 18 июня 2000 года Наш последний вечер со Стёпой. И одновременно – Стёпин день рождения. Ему исполнилось 18 лет… Как странно, я младше его на целый год… Вчера был наш выпускной, завтра утром он улетает в Москву, на подготовительные курсы. От боли, отчаяния и тоски я просто разрываюсь на части. – Не уезжай, – говорила я, – пожалуйста… Мы оба понимали, что я не могу этого не говорить. – Поедем со мной, поедем, – умоляли его глаза и губы. Но мы оба знали, что это невозможно. Мы совсем немного побыли с его родителями, а потом Стёпин папа отвёз нас в «Асторию». Там было уютно и полутемно, а в углу плакал нежными аккордами рояль. Мы почти не притронулись к роскошному ужину, заказанному Стёпиной мамой. Держались за руки, о чём-то друг друга просили, что-то друг другу обещали… Мне хотелось прильнуть к нему, обнять как можно крепче и никуда не отпускать. Чувствовать его каждой клеточкой, каждой точечкой своего тела, как вчера. О том, что было вчера, мы не сказали ни слова. Но каждое прикосновение, каждый поцелуй напоминал о том, что было. И несмотря на боль, на стыд, на то, что вчера я нарушила все свои принципы, правила и запреты, мне очень хотелось снова быть со Стёпой. И от мысли, что он уедет и, может быть, навсегда забудет меня, у меня до боли кружилась голова… Мы выпили по бокалу шампанского и долгодолго танцевали, обнявшись, под тихий плач рояля. Я не знаю, сколько ещё народу было в ресторане в этот вечер. Кажется, мы были одни на всём белом свете. – Не уезжай, пожалуйста… – Поедем со мной… – Не забудешь меня? Не забудешь? – А ты? – А ты? Потом Стёпа проводил меня до дома, и мы целовались на лестнице, пока в подъезде не послышались голоса моих соседей. – Ты придёшь в аэропорт? – жадно спросил Стёпа, перехватывая мою руку у самого дверного звонка. Я улыбнулась сквозь слёзы. Он ведь и так знал ответ. – Я буду ждать тебя, – крикнул он, сбегая по ступенькам. – Слышишь, буду ждать! А я вошла в квартиру и прошмыгнула в свою комнату. В гостиной шелестел вечерними новостями телевизор и Димка, кажется, обсуждал с отцом какое-то очередное важное заявление очередного политика. До моего прихода мама читала, удобно устроившись в кухонном кресле с чашкой чая и пачкой печенья. Но пришла я, и она отложила журнал, чтобы поговорить. Хотя этого мне сейчас хотелось меньше всего на свете. – Ну как? – участливо спросила мама, садясь на кровать в моей комнате. – Так… Самолёт завтра в 11 утра… Мама подошла ко мне. Обняла. Из глаз брызнули слёзы, я плакала, плакала и никак не могла остановиться. – Солнышко, всё будет хорошо, – ласково говорила мама. Точь-в-точь как в детстве, когда я разбивала коленку или ругалась с подружками… Только теперь мне не становилось легче от её слов. 19 июня 2000 года Стёпин самолёт улетал в 11 часов. Я приехала в аэропорт в 7.30. Вместе с Димой. Он привёз меня и мужественно готовился ждать в машине, пока я попрощаюсь со Стёпой. Утром я не могла есть. Меня трясло, и Димка чуть ли не силой влил в меня чашку кофе. Я сто раз проверила, взяла ли с собой подарок для Стёпы: купила ему маленькую иконку святого Стефана. От почти незаметных капелек моросящего дождя волосы моментально пришли в естественное состояние, проигнорировав все мои попытки уложить их хоть в какое-то подобие причёски. Я надела джинсы и удобные туфли без каблуков. Дима, придирчиво осмотрев мня со всех сторон, изрёк: «Маленькая ты какая стала, Птишка…» В другое время я бы рассмеялась, но сегодня не могла выдавить из себя даже намёка на улыбку. Мы столкнулись со Стёпой и его родителями в дверях аэропорта. У Стёпы были такие глаза… Влажные и дождливые, как будто он вот-вот расплачется. Димка выпрыгнул из машины помочь Стёпиному папе с чемоданами. Мы обнялись. Без слёз и всхлипываний, но так крепко и больно, как, наверное, обнимаются все влюблённые перед разлукой. Возле стойки регистрации на рейс была очередь. Анна Васильевна и Сергей Викторович отправились «стоять», а мы всё не могли оторваться друг от друга. Наконец я осторожно освободилась из Стёпкиных объятий и вынула из нагрудного карман свёрток с иконкой. – Пусть он хранит тебя. Стёпкины глаза грустно улыбались. – Спасибо, – прошептал он. – Помнишь, что ты обещала мне, Риша? – Что? – Что, если разлюбишь меня, скажешь сразу. – Я не разлюблю тебя. – Всё может быть. – Скорее это ты увлечёшься какой-нибудь московской барышней. – Никогда. Я буду писать тебе каждый день. – У тебя есть мой адрес? – спохватилась я. – Я назову его, даже если ты меня ночью разбудишь, – улыбнулся он. – Мы хотим купить в Москве мобильный телефон. Я буду звонить тебе часто-часто. Я вздохнула. |