Книга Кто живет за стеной?, страница 29 – Екатерина Каретникова

Ещё через минуту я поняла, что или остановлюсь, или умру. И остановилась, глотая ртом влажный холодный воздух.

Я подумала, что сейчас ребята уедут совсем далеко, а я останусь одна у шоссе, в зимнем пустом посёлке. Наверное, мне надо было испугаться, но сил не осталось даже на это. Я несколько раз глубоко вдохнула и подняла голову. Никита и Настя стояли у поворота и яростно махали мне руками.

Сцепив зубы, я поехала к ним.

– Что случилось? – закричал Никита.

– Не могу, – закричала в ответ я. – Выезжайте, а я догоню. Потом. Когда получится.

Никита покачал головой.

Я подъехала к ним вплотную и остановилась.

– Ты что, на лыжах никогда не ходила? – спросил Никита.

– Ходила, – тяжело выдохнула я. – На физкультуре.

– Она всегда последняя, когда кросс, – вмешалась Настя.

– А почему сразу не сказала? – напирал Никита.

– Я думала, что смогу.

– Ладно, – вздохнул Никита. – Настя, пойдёшь первой. Ты – за ней.

– А ты?

– А я – за тобой, чтобы не потерялась.

– Но я не могу! – взвыла я.

– А ты потихоньку, – успокоил Никита. – Топ-топ, вжик-вжик.

– Так мы не успеем! Уже почти рассвело!

Никита странно посмотрел на меня и пожал плечами.

– Значит, не успеем. Но я тебя одну тут не брошу.

Когда мы подъехали к Настиной даче, света в окнах не было, а от ворот уходила свежая лыжня.

– Опоздали, – прошептала Настя.

Я вытерла мокрый лоб и разревелась.

– Это всё из-за меня! – повторяла я, захлебываясь в слезах и словах. – Если бы не наврала про Польку, Андрей бы не поссорился с Таней. Если бы сейчас ехала, как человек, он бы не успел уйти!

– Лен, не надо! – попросила Настя жалобно.

Никита сощурился и зачем-то посмотрел на часы.

– Мы ещё можем попробовать его догнать, – заявил он, дождавшись, когда я замолчу. – Рассвело десять минут назад. Поехали? Два шага – вдох, три шага – выдох.

Странное дело, но слёзы будто придали мне сил. Я катилась за Настей, старательно считая шаги и следя за дыханием, как посоветовал Никита. Через некоторое время я поняла, что воздух свободно проходит в лёгкие, а не застревает колом где-то в горле, как раньше. Неужели всё так просто? Едешь, считаешь и дышишь легко и размеренно?

Улица закончилась, и почти сразу мы попали в редкий лес. Здесь снег был гораздо глубже и идти стало труднее.

– Ничего, – утешила Настя. – Уже близко.

Она первой скользила по широкой лесной дороге. С обеих сторон из неровных сугробов высовывались тонкие стволы деревьев и голые макушки камней. А потом деревья исчезли, и мы увидели пологий склон высокого холма.

– Здесь? – спросил Никита.

Настя кивнула.

– Отсюда не видно. С той стороны обрыв. А на краю вышка.

– Дальше я пойду один, – заявил Никита. – Стойте здесь.

– Почему? – в один голос возмутились мы.

– Одному быстрее, – объяснил Никита и ловко начал подниматься по склону.

А я подумала, что до сегодняшнего дня была слепой и глухой, если не видела, какой человек находится рядом.

* * *

– Так и будем ждать? – спросила я, когда он скрылся за вершиной холма. – Или полезем?

– Полезем, – тряхнула помпоном на шапке Настя. – Видела, как Никита это делал? Лесенкой! Сумеешь?

– Сумею, – уверенно ответила я.

И мы полезли наверх.

Один раз я упала, два – съехала до самого низа, но всё-таки мы забрались на холм.

Первое, что меня поразило, был ветер. В лесу царило полное безветрие, а здесь дуло так сильно, что сразу же обожгло щёки и заслезились глаза. Но это оказалось пустяком по сравнению с тем, что мы увидели через минуту.

Впереди, за обрывистым склоном холма, простиралось огромное, где молочно-белое, где синеватое, где серебристо-туманное бескрайнее пространство замёрзшей Ладоги. У занесённого снегом берега тёмной полосой сквозь мглу проступала каменная дорога в озеро, с высоты и в самом деле похожая на тонкую острую иглу. А на деревянной вышке, пытавшейся пронзить низкое зимнее небо, стояла крохотная человеческая фигурка и рассыпала искры.

На мгновенье я онемела, а потом поняла, что это вовсе не искры, а сменяющие одна другую вспышки фотоаппарата.

Настя хотела что-то сказать, но в этот момент из-за большого камня выглянул Никита. Он сделал страшные глаза и прижал палец к губам. А потом поманил нас к себе.

Мы переглянулись и подъехали.

– Тихо, – прошептал Никита. – Если будете кричать, Андрей может испугаться. Сидите здесь. Как мыши.

– А ты? – тоже шёпотом поинтересовалась я.

– Я уже сижу, – ответил Никита.

Я снова посмотрела на вышку и вздрогнула. Наверху Андрея не было. Он медленно спускался по чёрным перекладинам.

Мы, не шевелясь, следили, как тёмная фигура осторожно приближалась к земле. Казалось, что время остановилось или по крайней мере каждая секунда тянулась раз в десять дольше, чем обычно, и всё происходило, будто в замедленном кино.

Вот Андрей спустился до середины. Вот остановился на несколько минут, обхватив перекладину обеими ладонями. Вот снова полез вниз. Вот до верхушки сугроба под вышкой осталось метра полтора.

А потом раздался оглушительный треск, и Андрей, неулюже взмахнув руками, полетел вниз, и я оглохла от нашего с Настей крика.

* * *

– Хорошо, что сугробы! – в сотый раз повторила Настя. – Хорошо, что мы с тобой.

Андрей сидел на снегу, выставив неестественно вывернутую ногу, и пытался улыбнуться.

– А деньги не пропали, – вступила я. – Их Таня сняла. Она бы тебе рассказала, но ты трубку бросил.

– Таня? – переспросил Андрей.

– Ага! Она хотела с нами поехать, но должен же был кто-то в школе объяснить, почему мы не пришли. А то учителя начали бы родителям звонить. Такой бы переполох поднялся!

– И как она объяснила? – вскинул брови Андрей.

– Не знаю, – пожала плечами Настя. – Сказала, что придумает.

– Она может, – согласился Андрей и вдруг поморщился.

– Больно? – испугалась Настя.

– Ничего, – ответил ей брат.

– Андрей, прости меня, пожалуйста! – не выдержала я. – Это же я во всём виновата! Если бы я не наврала, что Полька – русская голубая, вы бы с Таней не поссорились. И ничего бы не произошло…

– Лен, – махнул рукой Анлрей, – да не переживай ты! Если бы не Полька, мы из-за чего-нибудь другого бы поругались. Мы же через день цапаемся. Ну такой у Таньки характер. Только она всё равно хорошая. А я привык.