Книга Стоянка человека, страница 45 – Фазиль Искандер

Через неделю я встретил Лору. Она в траурном платье проходила мимо моего дома.

– Только что была в милиции, – сказала она, – маму не вернешь, но пусть этот мерзавец посидит в тюрьме. Следователь дал прочесть мне свидетельские показания и акт экспертизы психоневрологического диспансера. Там написано – опьянение сильное. Дело передано в прокуратуру… Пусть посидит, мерзавец…

И она прошла дальше. Я ничего ей не сказал и только с грустью посмотрел ей вслед. Я уже знал, что этот врач родной брат местного миллионера, мясного короля, связанного с западногрузинской мафией. Трудно было поверить, что миллионер не выручит своего брата.

Через пару месяцев опять встречаю Лору. Она шла с базара с корзиной в руке. Увидев меня, поставила корзину и остановилась.

– Виктор Максимович, что же это делается! – воскликнула она. – Они все перевернули! В прокуратуре все документы подделаны. Акт экспертизы совсем другой, как будто бы никакого опьянения не было. Свидетельских показаний нет. Выходит, как будто бы мама переходила дорогу в неположенном месте, а этот мерзавец пытался затормозить, но не смог. Выдумали какой-то тормозной путь! Почему они раньше ничего о нем не писали! Переход прямо напротив нашего дома. Зачем маме нужно было переходить улицу в неположенном месте? А показания свидетеля исчезли. Я пошла к следователю милиции, который давал мне все это читать. Он долго меня не принимал, но я все-таки добилась встречи. Какой подлец!

– Вы же, – говорю, – показывали мне анализ крови. Там же ясно было написано: опьянение сильное. Это мне приснилось или была такая справка?

– Да, – говорит, а сам в глаза не смотрит, – но это результат неисправности аппарата. Повторная экспертиза показала, что он был трезвый.

– Он же был, – говорю, – настолько пьян, что сам не мог выйти из машины. Ваши милиционеры его вытащили!

– Это шок, – говорит, – он просто потерял контроль над собой.

Я чуть с ума не сошла, но все-таки сумела удержать себя в руках.

– Где же показания свидетеля, – говорю, – почему вы их не передали в прокуратуру?

– Он их забрал, – говорит, а сам в глаза не смотрит, – по советским законам, показания свидетеля не документ. Он не отвечает за них. Сначала ему так показалось, а потом он вспомнил, что все было не так. Он отвечает только за показания на допросе.

– Я пошла к свидетелю, – продолжала Лора. – Я его всю жизнь знаю, он же недалеко от нас живет. Когда я вошла к нему во двор, он сидел на крыше сарая и крыл его дранью.

– Василий Петрович, – говорю, – вы же двадцать лет маму знаете. Что с вами случилось, неужели они вас купили?

Молчит. Только молотком постукивает, а изо рта гвозди торчат. Я постояла, постояла, вижу, он не хочет говорить со мной, и пошла назад. У калитки догнала его жена:

– Лорочка! Лорочка! Прости! Приходил человек и угрожал сжечь дом.

– Что же это такое, Виктор Максимович, неужели на этого мясника управы нет?

– Милая Лора, – говорю, – к сожалению, это так. Оставь, ты себя изведешь и ничего не добьешься.

– Нет, Виктор Максимович, – сказала Лора, качая головой, – я никогда в жизни не отступлюсь. Моя мама, оставшись без папы, нас, трех дочерей, поставила на ноги. Она всю жизнь набивала папиросы на табачной фабрике. У нас целая пачка грамот. А теперь, значит, она никому не нужна? И пьяный негодяй ее может убить машиной, как бродячую собаку? Нет! Я пойду в КГБ.

Она подняла свою тяжелую корзину, и я долго смотрел вслед ее маленькой, упорной фигуре. Что я ей мог сказать? Чем помочь? И при чем тут КГБ?

Проходит еще какое-то время. Я встречаю Лору в нашем гастрономе. Мы выходим вместе.

– Ну что, Лора, была в КГБ?

– Была, была! – говорит. – Меня принял какой-то полковник, доброжелательно выслушал, а потом позвал своего помощника. И они стали между собой переговариваться по-абхазски. Они не знали, что я прекрасно понимаю по-абхазски. Я все понимаю, а они переговариваются между собой. Оказывается, помощник был в курсе моего дела. Точнее, он был в курсе дел миллионера и его брата.

– Девушка права, – говорит помощник, – но что мы можем сделать? Миллионер со вторым секретарем обкома вот так…

Он свел указательные пальцы обеих рук, показывая, что они, как братья.

– Вчера, – продолжает он, – его машина стояла возле особняка миллионера три часа двадцать минут… Пусть девушка жалуется в Москву, мы ничего не можем сделать.

А я слушаю и жду, что скажет мне полковник.

– Видимо, в вашем деле здесь не смогли разобраться, – говорит он мне наконец, – жалуйтесь в Москву. Это дело вообще не по нашей части.

Тут я не выдержала.

– В Москву, – говорю, – я пожалуюсь и без вас. Но вы мне объясните такую вещь. Я ее своим женским умом не могу понять. Что может делать секретарь обкома в особняке вора-миллионера? Что он, священник, наставляющий грешника? И что, вы засекаете время, пока он гостит у него? Какая от этого польза?

Виктор Максимович, он от моих слов покраснел, как флаг.

– Вы что, абхазка? – говорит.

– Да, – говорю, – у меня мама была абхазка.

– Все это сложней, чем вы думаете, – говорит он, глядя мне в глаза, – и если мы засекаем время, значит, это для чего-то нужно. Жалуйтесь в Москву, но здесь будьте осмотрительней.

Теперь я поняла, что тут мне никто не поможет. Я уже написала в Прокуратуру СССР. Жду ответа.

На этом мы расстались. Через какое-то время Лора получила ответ из Прокуратуры СССР, откуда ей написали, что ее жалоба рассмотрена и направлена в прокуратуру Грузии. Теперь Лора ждала ответа из прокуратуры Грузии. И вдруг однажды поздно вечером она прибежала ко мне домой. Впервые я ее видел такой бледной, испуганной.

– Ой, Виктор Максимович, что сейчас было! – воскликнула она и рухнула на диван. – Кто-то стучит мне в дверь. Открываю. Входит огромный мужчина со страшными глазами. У меня душа в пятки ушла. Но я взяла себя в руки и говорю:

– Что вам надо?

Он стоит и прямо жрет меня своими глазищами. Потом говорит:

– У тебя несчастье было. Но этот человек не хотел убивать твою маму. Случайно получилось… Вот здесь десять тысяч… Пригодится… Ты теперь одна…

Тут у меня страх прошел.

– Нет, – говорю, – если б они мне даже миллион заплатили, я бы ему не простила маму…

Он молчит и стоит с протянутой пачкой денег в руке.

– Не возьмешь?

– Нет, – говорю.

– Ты смелая девушка, – говорит он мне и кладет пачку в карман, – но перестань жаловаться… Хуже будет… Тем более живешь одна…

И смотрит на меня своими волчьими глазами. Я собрала все свои силы.

– Нет, – говорю, – лучше пусть они меня убьют.