Онлайн книга «Удавшийся рассказ о любви»
|
Хорошо, девочки в других комнатах не были заняты. Помогли. Вытолкали малаховских… Пьяндыги улицей, представь, орали песню. А мент стоит на углу, улыбается, ему весело… Рассказ был напряженный; устала. Тартасов посочувствовал, деньжата Ларисе достаются нелегко. Налил ей боржоми. – Дай отдышаться, – сказала. А Тартасов придвинул к ней ближе коробку с шоколадками – возьми! вкусные! Сладость, говорят врачи, снимает с сердца груз. * * * Галя!.. Вошла, постучав. На минуту… Негромким, почти в шепот, голосом сказала, что хочет спросить у Ларисы Игоревны кой-какого совета. Дело личное… И покосилась в сторону Тартасова. – Ладно, – сказал он, вставая. – Пойду проверю Лялю. И попросил Ларису уходя: – Сделай хотя бы чаю. Покрепче. Никакого личного дела у Гали не оказалось: просто был сегодня необычный телефонный звонок. Час назад. Когда Лариса Игоревна отсутствовала… Незнакомый Гале мужской голос… Но, судя по выговору, человек интеллигентный. Да, он себя назвал. Лариса Игоревна спросила – кто? – и едва не ахнула, услышав фамилию звонившего: Вьюжин. Что ему было надо?.. Ничего. Просто интересовался. Спрашивал, как живет Лариса Игоревна?.. Спрашивал, наладилась ли вполне у нее жизнь? Как у нее с работой – постоянная ли?.. Хотел очень с вами поговорить. Но вас, Лариса Игоревна, как раз не было… – Дважды звонил, – сказала Галя уходя. Оставшись одна, Лариса Игоревна почувствовала, что краснеет: боже мой! Этот Вьюжин думает, что она все еще без постоянного места… Вспомнил, и, возможно, подыскалась наконец редакторская работа. Нужен свой кадр на телевидении. Или в газете… Большой человек Вьюжин. Интеллигент. Не забыл! Но волнение в душе (и краска на лице) оставалось недолго: Лариса Игоревна уже не хотела возвращаться в тот их мир. Она ушла оттуда. Она не хотела, чтоб ей даже напоминали. Встала у окна. Распрямила спину, свои рабочие плечи. Ее труд несладок и неизящен, но по-своему честен. Да, честен. Она, если что, так господину Вьюжину и ответит. Не станет она оправдываться трудностями жизни, не станет вилять… И не хочет она. Слишком запомнилось место. Не хочет возвращаться в их подлый, подлый, подлый! (она с болью повторяла, с болью и стыдом за прошлое) – в тот подлый мир абзацев и строчек, где любовь… где достоинство… совесть… доброта… – все, все, все готово при случае провалиться в этот узкий зазор, в щель меж двумя соседними словами. * * * Тартасов вернулся. Сколько можно глотать боржоми! Уже сжег кишки… Нет ее… Куда она опять провалилась? Вот они, нынешние деловые! – возмущался Тартасов, ища Ларису Игоревну и топчась на пятачке прихожей. Комнаты… Двери которых плотно прикрыты. – Это ляп! ляп! – донесся из-за двери слева недовольный молодой девичий голос. И мужской басок: – Ну так что? – Ляп, я сказала. – А за ляп что – отдельно платить? Она захныкала: – Сейчас девчонок позову! Ларису Игоревну позову! Мужской голос (ворчливо и стараясь быть потише): – Ну ладно, ладно! напугалась, бедная! * * * – Ляля, – позвал Тартасов. Но просящий в долг казался для девочек смешным. «Дядя Тартасов» надоедлив. А если его поставить на четвереньки и заставить два раза сказать: «Ме-э-э…» – козел!.. На его зов они едва повернули свои изящные головки. И рассердились: – Вы же видите, что мы отдыхаем! Мы только расслабились… Совесть у вас есть? Ляля, Галя и рыженькая Алла в этой отдаленной комнате пили кофе, покуривали. У них отдых. А что главное в отдыхе? – Подымить сигареткой «Мальборо» и посмеяться! И чтоб успеть обменяться новостями. И чтоб всласть. Не умолкая. – …в четвертую комнату. Мне там сегодня магнитофончик очень кстати будет. Гена музыку любит. Ко мне Гена придет. – Привет, а ко мне Гарик! Тоже музыку уважает. – Галка, стоп, стоп – не наезжай!.. Не равняй Гену ни с кем. Гена – это Гена. Гена для меня – прямо как санаторий у моря. – Еще бы нам шум прибоя! – сострила Ляля, и все трое засмеялись. Тартасов уже забыл их насмешки. Да хрен с ними! Он не помнил зла… Стоя у окна, он поманил Галю (была к нему лицом). Иди, иди поближе. Хотя бы Галю, иди же сюда… Иди на полминуты! Галя подошла, держа в руке дымящуюся сигарету. Тартасов зашептал: – Веду передачу на ТВ. Смогу тебя показать. Эпизодически… – И что вы там делаете? Тартасов попытался объяснить ей про «Чай с конфетой». – Не представляю даже! – хмыкнула Галя. – Зачем таких, как вы, на экране показывать? Тартасов возмутился: – Что значит – показывать! Глупенькая!.. Это я показываю того или иного человека. – А дальше? – Что – дальше? – Покажете меня – и что? – А показать человека по телевизору – это все равно что дать человеку большие деньги. Вот я и покрою долг… Девица сбила с сигареты столбик пепла в фикус, что на подоконнике, и закричала: – Ляльк! Нас обещают в телике показать – дашь за это? – Фиг! Рыженькая Алла игриво спросила: – Голышом покажут? Или в купальниках? Все трое хихикали, а Тартасов, грозя пальцем, возмущался – никаких голышей и никаких купальников! Серьезная передача! В комнату заглянула Лариса Игоревна, позвала: – Сергей Ильич. Чай… Девицы тотчас перестали хихикать. Она увела Тартасова с собой – усадила за стол в своем кабинетике. Чай и точно поспел. Хорошо заварен! Лариса Игоревна подала ему чашку. И придвинула коробку: – Ваш шоколад, Сергей Ильич. К чаю… Это правда – он очень вкусен! Тартасов молчал. На лице горечь… Обида на жизнь, на кончившийся талант. Все вместе придавило мужчину. Лоб, подглазья… Щеки подернулись проступившей сеткой мелких морщин. Прихлебывал чай, а Лариса Игоревна подошла к окну. Но вернулась… Стоя сзади, пригладила мужчине затылок, шею. Стряхнула перхоть с плеч. – Ушла жизнь, Сережа, – сказала, сочувствуя. * * * – У шла – и ладно! – огрызнулся господин Тартасов. И вдруг он перестал тускнеть, мрачнеть лицом. Он подыскивал углубление (все равно где). Ага, вот на дверях! Недавно меняли замок… Ему увиделась волнующая воображение темная трещинка. Узким ходом она уводила куда-то в задверное пространство. – Я нашел. Ты как? |