Онлайн книга «Мои мужчины»
|
В конце нашего царского обеда я посмотрела в глаза Сергея Петровича и таинственно произнесла: – У меня в «Советском писателе» книга. Вы не могли бы ее прочитать и дать свой отзыв? Лицо Сергея Петровича стало строгим и замкнутым. Он не выносил, когда используют его служебное положение в личных целях. – Я прочитаю, – сухо пообещал он. – Но напишу только то, что думаю. Учтите. – Конечно, – согласилась я. – А как еще? В это время к Антонову подошел какой-то незначительный сценарист и предложил: – Я могу написать экранизацию твоей повести. – Значит, я сочинял, а ты будешь деньги получать? – с раздражением поинтересовался Сергей Петрович. Мы встали и ушли. На этом обед закончился. – А сейчас вы ходите в ЦДЛ? – Дубовый зал принадлежит известному ресторатору. Цены запредельные. Но веранда вполне доступна. Основная публика собирается внизу, там, где раньше была прихожая. Я по-прежнему не хожу в другие рестораны. Только в ЦДЛ. Там уютно, там осталась моя молодость, моя наивность. Мне кажется, все это впиталось в стены, и я слышу слабые отзвуки своей молодости. – Вы скучаете по этому времени? – Нет. – Почему? – У меня есть особенность: я люблю то время, в которое проживаю. Когда моя дочка была маленькая, я не хотела, чтобы она росла. Такая она была милая и любимая. А сейчас мне нравится мой третий возраст: покой и воля. Никаких обязательств. Дети и внуки выросли, любовь превратилась в воспоминание. И когда я окунаюсь в прошлое – как гонялась за любовью и славой, – мне хочется сказать словами чеховского Ионыча: «Сколько хлопот, однако…» – А чем окончилась история с Сергеем Антоновым? Он прочитал вашу рукопись? – Да. Однажды я пришла в тот же ЦДЛ со славистом из Дании. Меня тогда много переводили, как ни странно. Славист – невиданной красоты, но слегка сумасшедший. Привез полчемодана таблеток. Я спросила: – Что это? Он ответил: – Депрессиво-маниакаль. Но сейчас не об этом. На мне была кофточка из черного шелка, расписанного чешским художником по фамилии Муха. Муха был очень модным и дорогим. Ничего красивее, чем эта кофта, у меня не было в жизни – ни тогда, ни теперь. Я надела ее и пошла со славистом в ЦДЛ. Ко мне подошел Сергей Антонов. Я вскочила со стула, чтобы поздороваться и показаться во всей красе. – Посмотрите, какая у меня кофточка! – похвастала я, как школьница. – Вы написали хорошую книгу, – мрачно сказал Сергей Петрович. – Что книга, – отмахнулась я. – Кофточка… – Что кофточка? – хмуро возразил он. – Вот книга… Потом вгляделся в меня и сделал вывод: – Не знаешь себе цены… И пошел к выходу. Он был прав. Я не знала себе цены. А зачем ее знать? Живешь себе и живешь. – Анна Андреевна Ахматова знала себе цену. – Она все время «королевилась». А Святослав Рихтер – Божий человек, был простым и естественным. И Сахаров Андрей Дмитриевич тоже не «королевился», хотя имел для этого все основания. Все от характера зависит. – А сейчас вы знаете себе цену? – Знаю. – И?.. – Не скажу. – Почему? – Должна быть дистанция. Должна быть тайна. Человек ведь не ходит раздетым. На нем одежда, чтобы что-то скрыть. – Вы скрываете свои комплексы? – Давайте о ком-нибудь другом. – Ну хорошо… Вот Александр Моисеевич Володин, у него же было безумное количество комплексов… – Комплексы Володина сформировались в детстве, потому что он «неполноправно» жил в семье своих родственников. Его отдал туда отец. Отец женился, и мачеха не пожелала воспитывать пасынка. Однажды юный Володин слышал, как его двоюродный брат спросил у своей жены: «А девушки могут полюбить такого, как Саша?» – Он был некрасивый? – До тех пор, пока не открывал рот. Когда Володин начинал говорить, не было ни одной женщины, которая могла бы устоять. Когда он о чем-то рассказывал, наружу прорывалась его личность, его сущность, и она была настолько прекрасна, что было совершенно не важно, какой у него нос, какие глаза. Нос был большой и в сиреневых прожилках, глаза мелкие, как арбузные семечки, но, повторяю, это не имело никакого значения. – Володин был бабник? – О нем нельзя так сказать. – Ходок? – И ходок он не был. Пожалуй, знаете кто? Сирано де Бержерак. – Интересно. – Володин был поэт и рыцарь. Однажды мы вместе оказались в гостях. Он пригласил меня на танец. Рядом танцевала пара: незаметный мужчина и женщина с формами. Она высокомерно держала голову, и когда проплывала мимо Володина – вся ее внешность что-то выражала. Я догадалась: у них что-то было. Я спросила у Володина: – Что сие означает? – Она меня любила, а я оказался ее недостоин. Если бы женился, то был бы достоин, а так – обида на всю жизнь. – А почему не женился? – Он не мог жениться на всех, кого он любил. У него была жена Фрида и сын Володя. Они с Фридой прошли такие узкие места, что это невозможно предать. – Но если нет любви? – Она есть, но другая. Со временем сексуальные связи слабеют, но человеческие укрепляются. А какие связи важнее – это решает каждый для себя. Володин мог скрутить себя в жгут, но не пойти на предательство. Это был глубоко нравственный человек. – Но ведь сейчас многие разводятся… – Это так. Я живу в дачном поселке. Все мои соседи развелись: справа, и слева, и впереди, и за спиной. Я не преувеличиваю. Сейчас такое время, когда, едва разбогатев, люди начинают думать, что им все позволено. Но каждому – свое, как писали на воротах Освенцима. – А за вами Володин ухаживал? – Нет. – Почему? – Не было сигнала с моей стороны. И с его тоже. Ему нравились «фабричные девчонки». Он ведь не искал подругу жизни. Он искал временный праздник. Вообще, женщины для Володина – питательная среда. Все, что он написал, включая стихи, – все это его интерес к женщинам. Его пьеса «Фабричная девчонка» – революция в драматургии. До этого шли лакировочные поделки: конфликт хорошего с лучшим. А Володин увидел клад там, куда никто даже не заглядывал. Фабричная девчонка – простая, бедная, социально незначимая, но богатая духом. |