Книга Кошка колдуна, страница 75 – Людмила Астахова, Яна Горшкова

– Так, а проредить? Лов устроить?

Спросил и сразу же понял, что люди – ни купцы, ни наемники, ни городская стража – делать этого не станут. Они же не видят троллей.

Но Альфкель посмотрел на недавнего соратника одобрительно и даже как-то удивленно.

– Охоту устраивают мои сородичи, и довольно часто. Доблестью считается бросить к ногам конунга дюжину голов.

– И в самом Бергене, что ли? – поразился Кеннет.

– А какая разница? Сейчас мы домой вернемся, и никто нас не увидит.

К невидимому колдовству Маклеод уже притерпелся и возражать не стал, когда альфар, сказав пару незнакомых слов, взял его за руку и повел, вернее сказать, поволок за собой прочь от места побоища. И не потому, что Кеннет идти не хотел, он хотел, но не мог: одну ногу волочил и крови много потерял. Но то, что порезали изрядно их обоих, горец понял лишь потом, когда увидел, что рубаха Альфкеля мокра от крови, а тот крепко стиснул губы и дышит неравномерно, терпит боль и сдерживается, чтобы не застонать.

– Ты спас меня, значит, теперь я тебе должен, – догадался Кеннет.

– Считай, уже сочлись, сидское отродье, – отмахнулся изгнанник.

– Это как это?

Но гордый нелюдь ответом его не удостоил.

По традиции обихаживала раненых хозяйка дома. Ленэ без криков и причитаний взялась мыть и перевязывать раны. И все у нее было под рукой: и ткань, и мазь, и нитки с кривой иглой, чтобы кожу стянуть. Прямо как у Кеннетовой мамаши и ее женщин из клана. Вот тут-то горец и рассмотрел жену альфара получше. Одежда на ней из привозной ткани, нижняя рубашка шелковая, запястья в браслетах, пальцы в кольцах, пояс в серебряных накладках и полный набор ключей на нем позвякивает весело. По всем житейским приметам жила Ленэ с альфарским изгоем как у Христа за пазухой – не зная ни в чем нужды. А самое главное – было видно, что никаких чар он на нее не накладывал, просто любит она его, и все. И он – ее. Кабы иначе, то не видать Хелен ни серег с драгоценными камнями в ушах, ни серебряных пряжек на башмачках, и уж точно не ворковала бы она над хмурым нелюдем, словно голубица над яйцом.

Катя

Звездолет «Ясный сокол» отважно бороздил просторы далекой галактики, кесаревна Лилея строила авансы небесному кормчему Одинцу-хану, богатырь Лука Небеснохожий страдал по заблудшему папаше, впавшему в ересь, а Черный Кесарь злобных ситхов не без помощи Алатырьской Силы грозил всему Божьему миру локальным апокалипсисом. Короче, сюжет классической трилогии в моем вольном изложении едва перевалил на третью серию, вечер близился, в горле пересохло, а Диху все не возвращался.

Впрочем, комментарии Прошки добавляли в рассказ комизма. Оценки юного новгородца заставили бы возрыдать самого маститого критика.

– Ох, и горазда же ты, Катька, языком молоть! – восхищался маленький Зрец. – Ох, и занятная побасенка! Это ж надо – червячья жаба говорящая! Чего только люди не придумают!

К слову, Жаба-гад оказался чуть ли ни единственным элементом фантастики, который Прохор с ходу определил как выдумку. Ни чудесные способности Звездных Богатырей-джедаев, ни световые мечи, ни происки ситхов парнишку не смутили. А звездолеты и роботы вообще вызвали понимающие кивки, дескать, да-да, вскорости и мы сподобимся такое сладить, дай только срок.

– А сноровист этот Лука оказался в Орфеевой Силе!

– В какой-какой? – Мне показалось, что я ослышалась.

– В Орфеевой, – снисходительно разъяснил мальчик. – Черный Кесарь-то Алатырьской Силой баловался, а Старец Увибан Луку в Орфеевой наставлял… Погодь, да ты, видно, об Орфее-гусляре не слышала?

– Слышала, – сдавленно призналась я. – Кое-что. Ты, Проша, напомни мне, а то я запамятовала.

– Орфей-гусляр муж был знатный, из эллинов, – назидательно просветил боярыч. – Жил, правда, давнехонько, еще до Рождества Христова. Зверей диких усмирял чудными песнями и людей лихих тоже. От него и Сила Орфеева пошла, чтобы, значит, дикий нрав смирять и властью мудрого слова повелевать материей и душой человечьей. Они, мастера эти, так и звались – орфики. Но поскольку были они все до единого поганые язычники, так и не всегда у них ладилось. Зато как свет Христовой веры Орфееву Силу освятил, так и стали крещеные орфики в большом почете. Только редки они больно, на тьму Зрючих хорошо, если один орфик народится. И почти все схимники, по скитам да пещерам сидят, потому как очень уж велика власть Орфеевой Силы над людьми, и без Божьей воли никак с ней не совладать. Ну, а что далее-то было? Доскажи уж, Кать, не томи! Больно уж узнать охота, выручил Лука кесаревну и Одинца-хана из жабьей неволи али нет?

Но не судилось юному Айвэнзу утолить любопытство. Одинец-хан, кесаревна Лилея и Лука Небеснохожий застряли на летучей ладье Жабы-гада, потому что вернулся Диху.

Сид молча стряхнул на пол мокрый плащ, затем мантию и завалился на кровать, вытянув ноги в сапогах – грязных, между прочим! – на покрывале. Я вздохнула. С подметок сидовой обуви капало.

– Слышь, – шепнул Прошка, больно пихнув меня в бок. – Катька… тьфу ты, Килху! Вот бесовское имечко, язык сломать можно. Иди, обиходь господина, а то он тут разведет грязюку, как в свинарнике.

– Поучи меня! – огрызнулась я. Рука сама взметнулась, чтобы наградить советчика подзатыльником, но Прошка увертлив был, видно, опыт сказывался.

Но делать нечего, пришлось вставать и идти обихаживать.

– Корабль будет завтра, – устало буркнул сид, когда я, стащив с господина сапоги, накинула край покрывала ему на ноги. – Не шумите. Я ворожил, мне нужен отдых.

– А…

– Ужинать не буду. – Лугов сын одним движением завернулся в покрывало, как в кокон, и я обнаружила, что свои возгласы адресую его затылку. – Вниз не спускаться; еду вам принесут, горшок вынесут.

– Мне бы в баню… – рискнула я позвать еще раз, пока сид не заснул.

По чести сказать, в баню надо было не только мне. От Прохоруса тоже уже потягивало козликом – подросток же, а в пубертате все такие, ароматные, хоть нос затыкай.

– Дело говоришь, – согласился Прошка и поскреб пятерней макушку. – А ежли на ладью к завтрему, да потом еще сколько плыть…

– Богиня! – простонал Диху, приоткрыв глаза. Выражение лица у него при этом было… Да, именно так обычно смотришь на кошек, когда эти хвостатые бестии с утра пораньше будят тебя требовательным мявом: «Двуногий, дай пожрать! А еще наполнитель поменяй, а то гадить некуда!»

– Не беспокойся, пожалуйста, – усовестилась я и потянула боярыча за рукав подальше от сидова ложа. – Мы как-нибудь сами управимся. Может, все-таки можно нам выйти хоть во двор, а? Хоть у лошадиной поилки обтереться, и то полегче бы стало.

– Ночью, – отрезал Диху, снова зарываясь в постель. – После заката. А теперь оставьте меня оба, иначе…

Что там будет «иначе», я решила не выяснять. Прошка открыл было рот, но тут я не промахнулась: вразумляющий подзатыльник вышел внезапным и увесистым, мальчишка зашипел на меня, потирая шею, но послушно притих. Педагогические методы времен Домостроя, оказывается, не так уж и плохи. Прямая зависимость роста авторитета от количества зуботычин прослеживалась очень четко.