Онлайн книга «Белое пламя дракона»
– Был, конечно, однажды… – Так и запишем: «посещает храмы». Тобиус не выдал своего недоумения и приготовился к тому, что впереди ждет западня. – У вас есть патент, доказывающий высочайшее дозволение Святой Церкви заниматься магическим ремеслом? – Есть. – Представьте. – Монах быстро, но дотошно изучил документ, выполненный на толстой коже, с множеством печатей и оттисков. – Действителен. Так и запишем: «патент есть». Какова ваша специализация, чар Тобиус? Вы элементалист, стихиарий, големостроитель, анимаг, витамаг, бестиолог, артефактор, быть может? – Э нет… – А может быть, вы некромант или демонолог? – Нет, я… – Тогда, может быть, вы маг-зодчий, боевой, иллюзионист? – Постойте, я… – А может быть, вы колдун или практикуете магию Крови? Волшебник громко выдохнул: – Серая магия. – Простите, не слышал о такой. – Мутация генома довольно редкой разновидности, вот что это. – Поподробнее, пожалуйста. – Тут не о чем особо подробно рассказывать. Как просвещали меня наставники, я никогда не смогу занять высокое место в магической иерархии, потому что серые маги не способны добиться высшей искусности в отдельном магическом направлении. Вместо этого такие, как я, достигают порой неплохих результатов в нескольких магических направлениях сразу. Иными словами, я как подмастерье нескольких мастеров – могу научиться нескольким ремеслам, но не могу стать мастером ни в одном из них. Хотя дипломную работу я сдавал по артефакторике и получил диплом как артефактор среднего уровня. – Отчего же не высшего? – Способностей не хватает, рано или поздно упираюсь в потолок, когда другие продолжают расти. – Любопытно. Мутация как-то связана с цветом ваших глаз? Тобиус помедлил с ответом: – Нет. Наставники говорили, что это побочный эффект мутации организма. Такое бывает. По мелочи. – Хм. Так и запишем: «без определенной специализации». Продолжим. Вы когда-нибудь занимались неугодным Церкви магическим искусством? Например, некромантией или демонологией? – Нет, никогда не занимался. Если на то пошло, то можете отметить, что я вообще не способен к некромантии или демонологии. – Так и запишем: «не занимался». А к чему вы способны? – Ну, я довольно неплохой артефактор, овладел несколькими приемами строительной магии, имею познания в алхимии и трансмутации неживой материи, лекарских техниках и зельеварении… и всякого еще по мелочи. Правда, преподаватели всегда отмечали у меня склонность к боевой и целительской магии. Монах поднес перо к бумаге, но помедлил. – В каком возрасте вас взяли на обучение, чар Тобиус? – То ли в пять, то ли в шесть. Рыбак, который меня «выловил», не уточнил даты моего рождения у родителей, ему было важно лишь то, что я еще не слишком взрослый и смогу стать цивилизованным магом. – Вы помните свою семью? – Смутно. – Кого помните лучше всего? – Мать, наверное, или сестру. Не знаю, чье это было лицо. Волшебники не заводили семей. Никогда. Они могли иметь любовниц, могли иметь детей, но не могли исполнять родительских обязательств. Не были способны и даже не пытались этого исправить. Джассар Ансафарус сказал, что магия – важнейшее из искусств, и маги должны предаваться ей самоотверженно, блюсти ее своим первейшим интересом и самой главной ценностью в жизни. Так было сказано, и сказанное стало законом магии, опираясь на который ортодоксальная Академия Ривена забирала малолетних детей с Даром у родителей и воспитывала сама. У мага не должно быть иной семьи, кроме Академии, и иного интереса, кроме магии, он не имеет права любить что-то сильнее, чем ее. – Вы хотели бы встретиться с ними? – Нет. – Отчего же? – А зачем? В детстве многие об этом мечтают, но, покидая стены Академии, мы являемся уже совершенно иными существами. Это своего рода форма морального уродства, если хотите. Наша семья – Академия Ривена, и иной нам не надо. Порой нам даже неинтересно, откуда мы родом, потому что не являемся больше людьми в привычном понимании этого слова. – А вы? Вы помните, откуда вы взялись? – Я… я точно помню лопасти ветряной мельницы. Наверняка я сын мельника и не испытываю неудобства по этому поводу. Волшебник пристально вглядывался в лицо серого монашка, скованное неизменным выражением бессмысленной расслабленности. Его тонкие губы растянулись в прямую полоску, морщин не было, жуткие серые глаза смотрели и будто ничего не видели. Если душа человеческая действительно есть меч, коим ангелы в конце времен будут разить демонов, как утверждает Амлотианская Церковь, то петрианцы преуспели в вытравливании из своих «мечей» любых посторонних примесей, сиречь страстей. Они прижизненно стали как мечи – серыми, твердыми, холодными, не ведающими ни страха, ни жалости, словно неживые. – Вывод, так и запишем: «маг не показывает признаков неблагонадежности». Мне этого достаточно. – Брат Марк осыпал бумагу мелким песком, избавляясь от лишних чернил, ссыпал его на пол, перечитал документ, потом вынул из рукава железный перстень-печатку. Сургуч серого цвета нашелся на столе с алхимическим инструментарием. – Я больше не смею вас задерживать, чар Тобиус. Вы должны сходить к реке, не так ли? Надеюсь, у вас получится то, чего не вышло у меня. – Это все? – прямо спросил волшебник. – Действительно все? – А разве есть что-то еще? Со временем я направлю этот документ в свой орден, и копия его перейдет в руки Святого Официума. Если у вас есть что добавить… – Пожалуй, нет. Ну, я пойду? – Ступайте с Богом, – безразлично кивнул монах, надевая пояс с плотницкими инструментами. Волшебник покинул замок в смешанных чувствах. Он не понимал, как ему стоит относиться к происшедшему, не понимал, что руководило петрианцем. Тот даже не пытался как-то вывести волшебника из равновесия, а ведь Тобиус этого ждал. Ни для кого не секрет, что изначально догмы амлотианской веры порицают любые виды магии: если чудо не от Кузнеца, значит, от Раздувателя Огня, и точка. Тобиус стал спускаться вниз по склону, где пятеро дюжих мужиков во главе с Тобиушем Гофером пытались совладать с упрямым каменным колесом. – Как дело идет? – Не видно разве? – Красный и мокрый от натуги Тобиуш оставил попытки и подошел, утирая пот с мокрого лба. – Посторонитесь-ка. Вилланы позволили волшебнику сесть на массивное каменное колесо, после чего оно вдруг взлетело. На глазах поразевавших рты людей колесо неспешно полетело к деревне, держась не слишком высоко над землей. |