Онлайн книга «Мелодия Джейн»
|
Не знаю, как все исправить, Не знаю, с чего начать. И даже если ты сейчас все слышишь, Я не уверен, что это правильно. Ведь причинить тебе боль – значит убить меня. И вместе нам быть не суждено, Как мы мечтаем в одиночку. Я ищу утешения в выпивке, Уткнувшись в свой стакан. Пытаюсь не думать. Но наша история еще не завершена. В ту ночь, когда ты впустила меня в свою жизнь, Мне некуда было идти. Я пытался вырваться из отцовской ловушки, И это было так давно. Наше прошлое судят, Наше будущее ускользает прочь. Ты разбудила меня своей улыбкой, И взошло солнце. Но безмолвный крик страха Прокрался, как вор. Августовская надежда умерла, Ветер унес ее вместе с листвой. Мы только и делали, что ругались И пугали друг друга концом. Слова ранят мое сердце, Но я повторяю вновь: Не знаю, как все исправить, Не знаю, с чего начать. И даже если ты сейчас все слышишь, Я не уверен, что это правильно. Ведь причинить тебе боль – значит убить меня, И вместе нам быть не суждено, Как мы мечтаем в одиночку. Нам вместе быть не суждено, Как мы мечтаем в одиночку. Закончив петь, Калеб некоторое время сидел неподвижно, склонившись над гитарой. А когда наконец поднял глаза, в них стояли слезы. – Это было прекрасно, – подала голос Джейн, растроганная до глубины души. – Спасибо. Рад, что тебе понравилось. – Кто ее написал? Он положил гитару в чехол: – Я. На мгновение Джейн лишилась дара речи, одновременно пораженная тем, что этот мальчик написал такую песню, и охваченная смутной завистью к чувствам, которыми проникнуты эти стихи. Интересно, кому они посвящены? – Похоже, та, про кого написана эта песня, разбила тебе сердце. – Я был совсем юным. В юности сердца разбиваются легко. Джейн сидела в кресле и смотрела, как на лице Калеба играют отблески огня. Ей хотелось узнать побольше про песню и про его первую любовь, но тут в дверь позвонили. – А вот и пицца! – провозгласила она, поднимаясь. – Надеюсь, ты любишь пеперони с грибами. Джейн выдала разносчику десять долларов на чай за то, что не испугался грозы, и с коробкой вернулась в гостиную. Они принялись за еду, сидя перед камином. Порывы ветра бросали струи дождя в окно, время от времени сизое небо озаряла вспышка молнии, а следом за ней доносился отдаленный раскат грома. В камине потрескивали поленья. Калеб принялся выковыривать из своей пиццы шампиньоны. – Это только потому, что я выразила надежду, что ты их любишь? – расхохоталась Джейн. – Я терпеть не могу грибы, – покачал головой Калеб. – С самого детства. – Как можно не любить грибы? – Очень просто. Они склизкие и противные. Ты лучше скажи мне, как можно не любить ежевику? – Ну, лично я пока не видела, чтобы кто-то ободрал себе руки о грибы так, как ты сегодня ободрался о ежевичные ветки. И это тебе еще повезло, что они сейчас не цветут, иначе тебя в придачу покусали бы пчелы, а все ладони были бы в ежевичном соке. Я не шутила, когда говорила про перчатки. Я хочу, чтобы ты их надевал. – Да, мамочка. – Не смешно. – Я просто пошутил. Можно мне еще кусочек, пожалуйста? – Вот, держи, тут как раз побольше грибов, как ты любишь. Когда с пиццей было покончено, Джейн вскипятила воду и сделала им по чашке какао, а Калеб тем временем подкинул в камин поленьев. Вернувшись в гостиную, Джейн обнаружила, что Калеб перебрался с кресла на диван. Она протянула ему кружку с какао и двинулась к своему месту, но он похлопал ладонью по дивану рядом с собой: – Посиди со мной. Джейн присела рядом. Прошло несколько минут. Какао все никак не хотело остывать, поленья в камине шипели и потрескивали, не спеша разгораться. – Если хочешь, можно включить телевизор, – предложила Джейн. – Мне не особенно хочется, – отозвался Калеб. – Давай лучше поговорим. – Ладно. О чем ты хочешь поговорить? – О тебе. – О господи… Давай лучше посмотрим телевизор. – Нет, в самом деле! – рассмеялся Калеб. – Мне любопытно узнать про тебя. Ведь тогда в ресторане я выложил тебе всю свою подноготную, а ты пока ничего о себе не рассказала. – Да мне практически нечего и рассказывать. – Я пытался сказать тебе ровно то же самое, но ты мне не поверила. Давай не стесняйся. – Ладно, что ты хочешь знать? – Ну, например, давно ли ты здесь живешь? – пожал плечами Калеб. – И почему не замужем или, по крайней мере, не ходишь по свиданиям, разбивая сердца, как на твоем месте делала бы любая женщина с такой внешностью. И почему ты всегда так мило улыбаешься и опускаешь глаза, когда кто-то делает тебе комплимент? Джейн, продолжая улыбаться, вскинула на Калеба глаза. Потом подула на свое какао, чтобы выиграть время. – Давай для начала я отвечу на первый вопрос, ладно? Я живу в этом доме чуть больше пятнадцати лет. – Значит, он твой? – Да, – ответила она. – Когда родилась Мелоди, мы жили на съемной квартире, но я неплохо зарабатывала, а потом объявили льготную программу для тех, кто покупает свой первый дом, со сниженным первым взносом, вот я его и купила. Дочери было пять, когда мы сюда переехали. – Джейн ощутила знакомую боль в сердце, и на нее нахлынули воспоминания. Она умолкла, чтобы собраться с духом, исполненная решимости ни в коем случае не расплакаться. – В самую первую ночь мы спали на надувном матрасе. Грузовик с нашими вещами должен был прийти на следующее утро. Но за ночь навалило почти фут снега, и нам пришлось куковать здесь на надувном матрасе целых три дня. Но знаешь что? Это одно из лучших воспоминаний в моей жизни. – А куда делся ее отец? – спросил Калеб и поспешно добавил: – Если ты, конечно, не против, что я спрашиваю. – Все нормально, – покачала головой Джейн. – Рассказывать особенно нечего. Он бросил нас, когда я была беременна. И Мелоди даже никогда в жизни не видел, можешь себе представить? Свою родную дочь. Денег мы от него тоже, разумеется, ни цента не получили. – Сочувствую. – В общем, насколько мне известно, сейчас его тоже нет в живых. Едва она произнесла эти слова вслух, как сердце снова защемило от горя. Боль была настолько невыносима, что Джейн едва не расплескала свое какао. |