Книга Шекспир мне друг, но истина дороже, страница 59 – Татьяна Устинова

– Ну, как же мне не помнить, Максим Викторович! Разве позабудешь такое?! Скандал был не то что на весь театр, на весь город звезда наша… гневалась! Так ведь и не нашли мы его, воротник этот треклятый.

– Я нашел, – объявил Озеров.

При этом замечании Земсков изменился в лице уже совсем по-другому – глаза у него обессмыслились на секунду, и рот утратил всяческие очертания.

– Воротник этот Валерия подарила Роману. По всей видимости, в знак любви и особых отношений, да?..

Дзи-инь, звякнула фарфоровая пастушка, которую Ляля крутила в руках.

– Роман Земсков мужчина во всех отношениях победительный, – продолжал Озеров, – и успевал абсолютно на всех фронтах, насколько я понимаю. Ляля Лялей, но еще и Валерия Павловна была охвачена, так сказать, его любовным темпераментом. Может, и еще кто, не знаю, врать не буду.

– Как же, Максим? – спросил совершенно изнемогающий директор. – Они же постоянно ссорились, чуть не дрались! Да и в тот день тоже… поскандалили.

– А это все игра, дань таланту, Юрий Иванович! Они же у вас… гении, я столько раз это слышал. На публике они играли ненависть, и хорошо играли, им все верили! Вас это, должно быть, забавляло, а, господин Земсков? Вы ловко водили за нос всех этих… недоумков.

– Да с чего ты взял, что они… друг с другом… что у них… отношения-то?!

– Ну, если внимательно посмотреть записи спектаклей, все становится ясно и понятно. Прикосновения, объятия, трепет и всякое такое. Но это не главное. Главное – воротник. Показать?..

Озеров выхватил из портфеля ноутбук, включил и сунул под нос директору.

– Вот, например, сцена. Во-он он, воротник, под костюмом виден прекрасно. А вот еще сцена, это уже другой спектакль. И здесь кружева выглядывают!.. Понятно, что Софочка и ее девочки не могли его найти, они же в личных вещах не искали, да еще у мужчин, воротник-то женский! Я так понял, что Валерия Павловна подарила его Роману в знак особой, тайной любви, он его и надевал исключительно под костюм, после того как костюмеры уходили. Тайный привет от ветреной возлюбленной, так романтично!.. У всех на виду, и никто не догадывается! Прямо готический роман.

– Заткнись, – процедил Земсков и поднял упавший стул. Озеров следил за ним краем глаза.

– Так вот! Именно в этот воротник и были завернуты деньги, взятые из сейфа. Это как раз совершенно неоспоримый факт, а не мои догадки о тайной любви и знаках! Мы сейчас можем пойти к господину Земскову в гримуборную и там непременно найдем этот самый воротник. Хотите пойдем, Юриваныч?

Директор тяжело дышал и все гладил ладонью грудь с левой стороны.

Роман Земсков обеими руками взялся за стул, прикидывая, швырнуть его или лучше размахнуться и ударить. Директора он не принимал в расчет, но эти два мужика… один режиссер, второй Лялькин пес цепной… они… мало ли, еще лицо попортят… хорош герой с фингалом под глазом, а все из-за какой-то ерунды, которую и доказать-то нельзя…

– Вы ничего не докажете, – заявил Роман и отпустил стул.

Озеров усмехнулся, и эта презрительная усмешка вывела Земскова из себя. Как будто тумблер внутри переключился! Он вообще легко умел переключать эмоции, все же он талант, да еще какой! Он умел захохотать и тут же зарыдать, и сразу стать серьезным.

– Вы ничего не докажете! – заорал он. – Вы кто?! Вы же дебилы, недоумки! Поду-умаешь, воротник! Какой, на хрен, воротник! Ну, взял я деньги, и что?! Зачем вам деньги?! Крышу чинить?! Все равно в вашем болоте все сгниет и развалится на хрен!..

Он вырвал у Ляли из рук фарфоровую пастушку и швырнул бо пол.

Чудесным образом пастушка не разбилась. Она глухо ударилась в ковер и покатилась.

Это было неожиданно и произвело совсем не тот эффект, на который рассчитывал талантливый артист.

Собравшиеся проводили пастушку глазами, потом Атаманов очень деловито подтянул рукава толстого белого свитера, уверенно подошел, крепко взял Земскова за ухо и поволок вон из кабинета.

Артист выл и загребал ногами.

Озеров стал спрашивать Юрия Ивановича что-то о «Дуэли», тот от неловкости и стыда стал отвечать, Ляля изучала золотую рыбку в пакете.

Вой постепенно отдалялся, пока совсем не смолк.

– Вы ему по собственному желанию не подписывайте, – посоветовал Максим. – Сделайте хоть это!.. Придумайте какое-нибудь служебное несоответствие.

– Как же так, – растерянно пробормотал директор, – как же так-то… И Валерия Павловна!.. И деньги!..

– Деньги нашлись, – с нажимом сказал Максим. – Да, записывать его в главной роли я не буду. Давайте этого вашего Ваню Есаулова!..

Вернулся Атаманов и сказал, что проводил артиста до самого выхода из театра, даже на улицу вывел.

– Я там его на лавочку приткнул, – добавил Егор хмуро. – Посидит, охолонет немного.

– Ляля, вы меня извините, – вдруг сказал Озеров. – Я должен был все рассказать, а вы должны были услышать.

Она кивнула, подняла с ковра пастушку и пристроила рядом с золотой рыбкой.

– Пойду на свое рабочее место, – она улыбнулась. – Мне кажется, я там не была… лет сто. Пьесу-то мы с вами так и не обсудили, Юрий Иванович. Помните, я пьесу новую нашла?

– Еще обсудим, обсудим, – пообещал директор. – Ты ступай, если у тебя силы есть. А ты на самом деле, что ли, репетировать хочешь, Максим? Еще раз?

– Да ведь главный герой у нас теперь новый.

В приемной зазвучали шаги, кто-то бежал, все разом встрепенулись и оглянулись.

В кабинет влетела Алина Лукина, за ней маячила Марина Никифорова.

– Папа, – закричала Алина с порога. – Мы сейчас шли, а там Рамзес… его кто-то избил до полусмерти! Он подняться не может, за голову держится и… и плачет… Надо в полицию звонить, папа!

– Ничего я его не бил, – пробормотал Егор Атаманов. – За ухо оттаскал, да и все.

– Папа!

– Не кричи, Алиночка, – попросил Юрий Иванович. – Хватит с нас сцен с утра пораньше. Ты на репетицию пришла?

Алина кивнула. Глаза у нее были безумные.

– Вот и славно. Максим Викторович сейчас как раз начнет репетировать. Иди в зал, иди. И вы, Мариночка, тоже.

– Да, но у нас… ведущего актера среди бела дня избили, Юрий Иванович!

– Да никто его не бил, – поморщился директор. – Поговорили мы с ним, да и разошлись. Он, видишь, на лавочку пошел, и там теперь плачет, а мы здесь остались.

– А почему он… плачет?

– От стыда, – сказал Озеров. – Ему стыдно, что он украл деньги у вашего папы, Алиночка. Он теперь переживает.

– Он не мог! Вы что? Чокнулись? – закричали разом Марина и Алина, и кто-то еще полез из коридора, Софочка заглянула, загородив собой дверь, ехидная борода Валерия Клюкина мелькнула, и, растолкав всех, вбежала секретарша в сбившемся пуховом платке.