Онлайн книга «Спортивный журналист»
|
Не стану отрицать, впрочем, что камень под названием Финчер Барксдейл с души моей спал, я готов поверить, что имело место взаимное непонимание. – Твой отец просил меня кое-что передать, – говорю я. – Да? – Лицо ее мгновенно становится скептическим. – Сказать твоей матери, что у него рак мочевого пузыря. – Когда я была маленькой, она как-то сказала ему то же самое, а он забыл назавтра спросить ее о самочувствии и укатил по делам. Только теперь все иначе. Он хочет пробудить в ней прежние чувства. Она сочтет эту новость смехотворной. – Он сказал, что я могу снова жениться на тебе, если хочу. Экс фыркает и заглядывает себе в ладони – так, точно одна из них может содержать что-то, о чем она совсем забыла. – Все еще пытается сбыть меня с рук. – Он человек славный, верно? – Нет, не верно. – Она украдкой бросает на меня взгляд. – Мне жалко твоего друга. Он был хорошим, добрым другом? Наземные фонари, которые освещают высаженные вокруг здания Муниципалитета кустарники, включаются все разом. К стеклянной двери подходит негр-уборщик и, приложив к ней лицо с прижатыми к вискам ладонями, вглядывается в улицу, а после уходит, волоча за собой длинную метлу. Становится прохладно. Коротко вскрикивает автомобильный клаксон. Хвостовые огни полицейских машин исчезают вдали, на темных улицах. – Я не очень хорошо его знал. – Что с ним могло случиться? С сырой травы до меня доносится смех детей, сладкая музыка, говорящая, что нет-печалей-в-этом-мире. – Наверное, ему стало неинтересно, что будет дальше. Не знаю. Я стараюсь не быть слишком большим паникером. – Ты же не думаешь, что виноват в этом, правда? – Ни разу не подумал. Да и не вижу, в чем может состоять моя вина. – У тебя складываются до жути странные отношения с людьми. Не понимаю, как ты их выдерживаешь. – У меня вообще никакие не складываются. – Я знаю. Но тебе именно это и нравится. Кларисса, запинаясь, окликает нас из темноты, ее интересует точное время. 7.36. Она не привыкла быть в такой час под открытым небом, ей начинает казаться, что ее могут бросить здесь и забыть. – Рано еще, – шепчет ей Пол. – Я собираюсь заглянуть сегодня в дом Уолтера. Не хочешь составить компанию? Экс в непонятном изумлении поворачивается ко мне: – Господи, зачем? Там осталось что-то твое? – Нет. Просто хочется заглянуть туда. Уолтер дал мне ключ, я хочу им воспользоваться. Полиция не против, если я ничего там не возьму. – Жуть какая. После этого я сижу молча, вслушиваюсь в долетающие из мрака полные для меня смысла звуки: гудок поезда на далекой главной ветке, громыхание грузовика-дальнобойщика на шоссе, идущего, может быть, даже из Арканзаса, гудение маленького самолета в ангельски добром ночном небе – во все то, что способно утешить нас двоих в эти последние шаткие мгновения. Неподдельно добрые разговоры с вашей бывшей женой всегда ограничиваются постепенным расширением закрытой для вас территории, на которой протекает ее интимная жизнь. В конечном счете это, наверное, правильно. – Да нет, все нормально, – говорю я. – Ты, я так понимаю, все равно пойдешь, верно? – Экс смотрит на меня, потом переводит взгляд на освещенное фойе Муниципалитета, за которым различается застекленный офис налогового инспектора. Мы оба видим медленно передвигающегося по нему со щеткой уборщика. – Думаю, да, – отвечаю я. – Тут нет ничего странного, правда. – Но зачем? Глаза Экс сужаются – так выражается ее скептицизм по части неопределенностей нашей земной жизни, которые всегда ей сильно не нравились. – Не хочется рассказывать. Мужчины чувствуют одно, женщины другое. И не стоит их за это осуждать. – Ты иногда так странно себя ведешь, – она улыбается сочувственно и в то же время наставительно, – и выражаешься туманно. У тебя действительно все в порядке? Когда тебя еще было видно, ты казался мне бледным. – Не в полном. Но это пройдет. Я мог бы рассказать ей, как Викки дала мне в морду, как в меня врезалась магазинная тележка. Но много ли, к дьяволу, добра это принесет? Получится полное саморазоблачение, а ни я, ни Экс его не желаем, ни сейчас, ни когда-либо. Пожалуй, мы просидели с ней здесь слишком долго. – Мы теперь встречаемся только по случаю смерти, – мрачно говорит она. – Печально, правда? – Большинство разведенных и вовсе не встречаются. Жена Уолтера укатила на Бимини, и больше он ее не видел. Так что мы, по-моему, справляемся вполне прилично. У нас чудесные дети. И живем мы рядышком. – И ты любишь меня, – говорит Экс. – Да. – Я думала об этом. Давно тебя не спрашивала. – Ну, я всегда рад сказать тебе это. – Я вообще таких слов давно не слышала, кроме как от детей. А ты, уверена, слышал не раз. – Нет. (Говорить, что совсем не слышал, означало бы врать.) – Иногда я думаю, что ты связан со столькими самыми разными людьми, о которых мне ничего не известно, о том, как это странно. Мне эти мысли не нравятся. – Таких людей становится все меньше и меньше. – И тебе от этого одиноко? – Нет. Ни капельки. Крыло ее «сайтейшена» совсем остыло. Наши дети – уставшие наконец от тайн друг дружки – поднялись на ноги и стоят во мраке, как собственные привидения, застенчивые, желающие, чтобы их порадовали, превратив обратно в людей. В чем-то все это похоже на старые времена. Стоят неподалеку от нас, смотрят, гадая, что происходит, молчат – в точности так могли бы вести себя их призраки. – Ты правда хочешь, чтобы я пошла с тобой? – спрашивает Экс, уже готовая сдаться. – Ты вовсе не должна. – Да. Ладно, – говорит она и коротко фыркает. – Я могу на полчаса оставить детей у Арментисов. Им там, кстати сказать, нравится. А то ведь мало ли что с тобой может случиться, с одним. – Если это стоит каких-то денег, я заплачу. Экс покачивает головой, соскальзывает с крыла. – Заплатишь, да? Неожиданно над длинными ильмами появляется луна – яркий, широкий, неземной мир повисает над нами, освещая деревья, пятная пустую улицу, старые белые дома за нею. Развеселившаяся Экс смотрит на меня. – А кто, как ты думаешь, заплатит на самом деле? – спрашивает она со смешком. – Я всего лишь хотел показать, какой я молодец и душа-человек. – Скажи, кто тебе и вправду дороже всех на свете? По-моему, это злободневный вопрос. |