Онлайн книга «Сеул, зима 1964 года»
|
Мы снова погрузились в молчание, вертя в руках свои стаканы. «Ишь, паршивец, ну и что, что он не считает это трепыханием, мне всё равно», — думал я. Но немного спустя он проговорил: — Я тут поразмышлял немного и пришёл к выводу, что это ваше движение «вверх-вниз», всё-таки является одним из видов трепыхания. — Правда ведь? — Я воспрял духом. — Я же говорю вам, это — трепыхание. И больше всего на свете я люблю живот девушки. А какое трепыхание нравится вам, Ан? — Нельзя сказать, что это что-то особенное, просто трепыхание само по себе, и всё. Вот м-м-м… например, возьмите, ну скажем, демонстрацию… — Демонстрация? Демонстрацию? Так значит, вы имеете в виду демонстрацию… — Сеул — средоточие всяческих страстей. Вы понимаете, что я хочу сказать? — Не совсем, — с расстановкой ответил я. И наш диалог опять прервался. На этот раз молчание длилось весьма продолжительно. Я поднёс стакан к губам. Когда я опустошил его, то краем глаза увидел, что Ан, прикрыв глаза, тоже потягивает из стакана. С некоторым сожалением я подумал про себя, что вот и настало время уйти отсюда. В конце концов, всё как всегда. В очередной раз, убеждаясь в правоте своих мыслей, я размышлял, как лучше проститься, сказав: «Ну, что ж, тогда до следующего раза…» или же «Был рад встрече…», как вдруг посреди моих размышлений Ан, допивший свой стакан, осторожно коснулся моей руки: — Вам не кажется, что всё это время мы говорили неправду? — Нет. — Мне это начало надоедать. — Может, вы и говорили неправду, а я сказал всё, как есть. — Просто у меня ощущение, что мы были неискренни друг с другом, — сказал он, моргнув несколько раз покрасневшими глазами под стёклами очков. — Когда я знакомлюсь с кем-то одного с нами возраста, мне всегда хочется поговорить о трепыхании. Но разговор, не продлившись даже и пяти минут, почти сразу же обрывается. Я, кажется, понимал, что он имеет в виду, и в то же самое время — не совсем. — Давайте поменяем тему! — предложил он. Чтобы поддразнить этого типа, который любит поговорить о серьёзных вещах, а также для того, чтобы воспользоваться правом подвыпившего человека и иметь удовольствие послушать свой собственный голос, я начал: — В ряду уличных фонарей, что выстроились перед рынком Пхёнхва, восьмой по счёту, начиная с восточной стороны, не горит. Увидев, как он слегка опешил, я с ещё большим энтузиазмом продолжал: — …а ещё среди окон шестого этажа в универмаге Хвасин только в трёх горел свет… Тут настала моя очередь растеряться, так как лицо Ана удивительным образом оживилось, и он торопливо затараторил: — На остановке Содэмун [52] было тридцать два человека, среди них семнадцать женщин, пятеро детей, двадцать один подросток и шесть стариков. — Когда это было? — Сегодня вечером, в семь часов пятнадцать минут. — А… Я смутился на мгновение, а затем, наоборот, с бодростью принялся выкладывать всё, как было: — В ближайшем от кинотеатра Тансонса [53] переулке в первой по счёту урне есть две обёртки от шоколадок. — Когда это было? — Четырнадцатого числа в девять часов вечера. — А на дереве грецкого ореха перед входом в больницу Красного Креста сломана одна ветка. — В одном питейном заведении без вывески, что находится в третьем переулке улицы Ыльджиро, живут пять девиц по имени Миджа, и их называют в соответствии с тем, когда каждая из них появилась в этом месте — по номерам: первая Миджа, вторая Миджа, третья Миджа, четвёртая Миджа и последняя Миджа. — Но ведь и другие об этом знают! Я не думаю, Ким, что вы единственный бывали в том заведении. — И действительно! Я про это даже не подумал. Как-то раз я провёл ночь с первой из них, а на следующее утро она купила мне трусы у уличной торговки, которая ходила поблизости. Так вот, в бутылке из-под вина вместимостью в один тве [54] , которую она использовала в качестве копилки, у неё было сто десять вон. — Вот это уже другое дело! Вы — единственный обладатель этой информации. Чувствовалось, что наше уважение друг к другу растёт на глазах. — Я… Иногда мы даже начинали говорить одновременно. И в такие моменты начинали друг другу уступать. — Я… На этот раз была его очередь говорить. — Неподалёку от Содэмуна я видел, как токосъёмник трамвая, направляющегося в сторону Сеульского вокзала, прямо у меня на глазах заискрил ровно пять раз. Это был трамвай, следующий по маршруту сегодняшним вечером в семь двадцать пять. — А вы, оказывается, находились сегодня вечером в окрестностях Содэмуна! — Да, я был там. — А я — в районе Чонно-2. На двери туалета здания «Ёнбо», чуть пониже дверной ручки, есть царапина от ногтя примерно в два сантиметра. — Ха-ха-ха-ха! — Он громко захохотал. — Наверняка, Ким, это вы же её и оставили? Мне было стыдно признаться в этом, но делать было нечего, и я кивнул головой. Это было правдой. — А как вы узнали? — У меня тоже был подобный случай, — ответил он. — Однако это не очень приятные воспоминания. Может, нам лучше придерживаться того, что мы случайно обнаружили, и храним это как свой секрет. А то на душе не очень хорошо после того, как совершил нечто подобное. — Но я много раз совершал такие поступки, и наоборот — настроение только под… «Поднимается», уже хотел сказать я, как вдруг меня охватило чувство отвращения из-за того, о чём мы только что рассказали друг другу, поэтому я не договорил и кивнул головой в знак согласия с ним. Мне вдруг пришла в голову странная мысль. Если то, что я услышал тридцать минут назад, было правдой, и сидящий рядом со мной, поблёскивая стёклами своих очков, молодой человек действительно является отпрыском зажиточного семейства, получившим хорошее образование, то что его толкает на такие поступки? — Послушайте, ведь это правда, что вы из богатой семьи? И что вы студент магистратуры? — спросил я. — Разве не считается богачом тот, у кого только недвижимости примерно на тридцать миллионов вон? Конечно, это состояние моего отца. Ну, а насчёт того, являюсь ли я студентом магистратуры, то вот — у меня есть студенческий билет… |