Онлайн книга «Во сне ты горько плакал»
|
Наступил декабрь. Все свободное время я провожу с Лилей. Я люблю ее еще больше. Я не знал, что любовь может быть бесконечной. Но это так. С каждым месяцем Лиля делается мне все дороже, и уже нет жертвы, на которую я бы не пошел ради нее. Она часто звонит мне по телефону. Мы долго разговариваем, а после разговора я никак не могу взяться за учебники. Начались сильные морозы с метелями. Мать собирается ехать в деревню, но у нее нет теплого платка. Старинная теплая шаль есть у тети, которая живет за городом. Мне нужно поехать и привезти эту шаль. В воскресенье утром я выхожу из дому. Но вместо того, чтобы ехать на вокзал, я захожу к Лиле. Мы идем с ней на каток, потом – греться в Третьяковку. В Третьяковке зимой очень тепло, там есть стулья, и на стульях можно посидеть и потихоньку поговорить. Мы бродим по залам, смотрим картины. Особенно я люблю «Девочку с персиками» Серова. Эта девочка очень похожа на Лилю. Лиля краснеет и смеется, когда я говорю ей об этом. Иногда мы совсем забываем о картинах, разговариваем шепотом и смотрим друг на друга. Между тем быстро темнеет. Третьяковка скоро закрывается, мы выходим на мороз, и тут я вспоминаю, что мне нужно было съездить за шалью. Я с испугом говорю об этом Лиле. Ну что ж, очень хорошо, мы сейчас же поедем за город. И мы едем, радостные оттого, что нам не нужно расставаться. Мы сходим на платформе, засыпанной снегом, и идем дорогой через поле. Впереди и сзади темнеют фигуры людей, идущих вместе с нами с электрички. Слышны разговоры и смех, вспыхивают огоньки папирос. Иногда кто-нибудь впереди бросает окурок на дорогу. Мы подходим, он все еще светится. Вокруг огонька – маленькое розовое пятнышко на снегу. Мы не наступаем на него. Пусть еще посветится во тьме. Потом мы переходим через замерзшую реку, и под нами гулко скрипит деревянный мост. Очень сильный мороз. Мы идем темной просекой. По сторонам совсем черные ели и сосны. Тут гораздо темнее, чем в поле. Только из окон некоторых дач падают на снег желтые полосы света. Многие дачи стоят совсем глухие, темные: в них, наверное, зимой не живут. Сильно пахнет березовыми почками и чистым снегом, в Москве так никогда не пахнет. Наконец мы подходим к дому моей тетки. Почему-то мне представляется невозможным заходить к ней вместе с Лилей. – Лиля, ты подождешь меня немного? – нерешительно прошу я. – Я очень скоро. – Хорошо, – соглашается она. – Только недолго. Я совсем замерзла. У меня замерзли ноги. И лицо. Нет, ты не думай, я рада, что поехала с тобой! Только ты недолго, правда? Я ухожу, оставляя ее на темной просеке совсем одну. У меня очень нехорошо на сердце. Тетя и двоюродная сестра удивлены и обрадованы. Почему я так поздно? Как я вырос! Совсем мужчина. Наверное, я останусь ночевать? – Как здоровье мамы? – Спасибо, очень хорошо. – Папа работает? – Да, папа работает. – Все там же? А как здоровье дяди? Господи, тысячи вопросов! Сестра смотрит расписание поездов. Ближайший обратный поезд идет в одиннадцать часов. Я должен раздеться и напиться чаю. И потом я должен дать им посмотреть на себя и рассказать обо всем. Ведь я не был у них целый год. Год – это очень много. Меня насильно раздевают. Топится печка, ярко горит лампа в розовом абажуре, стучат старинные часы. Очень тепло, и очень хочется чаю. Но на темной просеке меня ждет Лиля! Наконец я говорю: – Простите, но я очень спешу… Дело в том, что я не один. Меня на улице ждет… один приятель. Как меня ругают! Я совсем невоспитанный человек. Разве можно оставлять человека на улице в такой холод! Сестра выбегает в сад, я слышу под окном хруст ее шагов. Немного погодя опять хрустит снег, и сестра вводит в комнату Лилю. Она совсем белая. Ее раздевают и сажают к печке. На ноги ей надевают теплые валенки. Понемногу мы отогреваемся. Потом садимся пить чай. Лиля стала пунцовой от тепла и смущения. Она почти не поднимает глаз от чашки, только изредка страшно серьезно взглядывает на меня. Но щеки ее напряжены, и на них дрожат ямочки. Я уже знаю, что это значит, и очень счастлив! Я выпил уже пять стаканов чаю. Потом мы встаем из-за стола. Пора ехать. Мы одеваемся, мне дают шаль. Но вдруг раздумывают, велят Лиле раздеться, укутывают ее шалью и сверху натягивают пальто. Она очень толстая теперь, лицо ее почти все закрыто шалью, только блестят глаза. Мы выходим на улицу и первое время ничего не видим. Лиля крепко держится за меня. Отойдя от дома, мы начинаем немного различать тропинку. Лиля вдруг начинает хохотать. Она даже падает два раза, и мне приходится поднимать ее и вытряхивать снег из рукавов. – Какой у тебя был вид! – еле выговаривает она. – Ты смотрел на меня, как страус, когда меня привели! Я тоже хохочу во все горло. – Алеша! – вдруг со сладким ужасом говорит она. – А ведь нас могут остановить! – Кто? – Ну, мало ли кто! Бандиты… Они могут нас убить. – Ерунда! – говорю я громко. Кажется, я говорю это слишком громко. И почему-то вдруг начинаю чувствовать, что на улице мороз. Он даже как будто покрепчал, пока мы пили чай и разговаривали. – Ерунда! – опять повторяю я. – Никого здесь нет! – А вдруг есть? – быстро спрашивает Лиля и оглядывается. Я тоже оглядываюсь. – Ты боишься? – звонко спрашивает она. – Нет! Хотя… А ты боишься? – Ах, я страшно боюсь! Нас определенно разденут. У меня предчувствие. – Ты веришь предчувствиям? – Верю. Зачем я поехала? Впрочем, я рада все равно, что поехала. – Да? – Да! Если даже нас разденут и убьют, я все равно не пожалею. А ты? Ты согласился бы умереть ради меня? Я молчу и только крепче сжимаю ее руку. Если бы мне только представился случай, чтобы доказать ей свою любовь! – Алеша… – Да? – Я у тебя хочу спросить… Только ты не смотри на меня. Не смей заглядывать мне в лицо! Да… о чем я хотела? Отвернись! – Ну вот, я отвернулся. Только ты смотри на дорогу. А то мы споткнемся. – Это ничего, я в платке, мне не больно падать. – Да? – Алеша… Ты целовался когда-нибудь? – Нет. Никогда не целовался. А что? – Совсем никогда? – Я целовался один раз… Но это было в первом классе. Я поцеловал одну девочку. Я даже не помню, как ее звать. – Правда? Ты не помнишь ее имени? – Нет, не помню. – Тогда это не считается. Ты был еще мальчик. – Да, я был мальчик. – Алеша… Ты хочешь меня поцеловать? Я все-таки спотыкаюсь. Теперь я не отворачиваюсь больше, я внимательно смотрю на дорогу. |