Книга Неприкасаемый, страница 41 – Джон Бэнвилл

— Какова линия партии, Вик?

Я пожал плечами.

— Мы находим друзей там, где можем. В конце концов, у Уинстона есть Рузвельт.

Ник шутовски вздохнул:

— О Господи, какой стратег!

На Поланд-стрит, впавшей в летнюю послеполуденную спячку, было необычно тихо. Когда мы выходили из машины, над головами послышались звуки джаза. Поднялись в апартаменты Ника и увидели там Крошку, в широкой блузе, с большим животом. Раздвинув ноги, она сидела у окна в плетеном кресле, на полу разбросано с дюжину пластинок, граммофон Ника пущен на полную мощь. Я наклонился и поцеловал ее в щеку. От нее, я бы сказал, приятно пахло молоком и чем-то вроде выдохшейся цветочной воды. Уже неделя как прошел срок; я не надеялся успеть к родам.

— Хорошо съездили? — спросила она. — Рада за вас. Бой, дорогуша, дай поцелую.

Бой опустился перед ней на колени и, шутливо мурлыча, прильнул лицом к вздымающемуся горой тугому животу, а она, ухватив его за уши, залилась смехом. Бой хорошо ладил с женщинами. Я частенько подумывал: а не было ли у них с Крошкой в один из его гетеросексуальных периодов чего-нибудь эдакого? Она оттолкнула его голову, и он сел у ее ног, опершись локтем о ее колено.

— Муженек ужасно по тебе скучал, — сказал он. — Каждую ночь слышал его страшные рыдания.

Она потаскала его за волосы.

— Верю. Видно, что обоим жилось ужасно. А загорели совсем неплохо. Выглядите довольно соблазнительно, правда; жаль, что я такое чучело.

Ник, нервно расхаживая по комнате, свирепо посмотрел на граммофон.

— Не возражаешь, если я остановлю этот вой черномазых? — бросил он. — Не слышно собственных мыслей.

Он двинул рукой по рычагу, и игла, взвизгнув, скользнула поперек пластинки.

— Свинья, — лениво протянула Крошка.

— Сама свинья. — Ник сунул пластинку в коричневый пакет и отшвырнул в сторону. — Давайте лучше выпьем джина.

— Ой, пожалуйста, — просюсюкала Крошка. — Самое подходящее пойло для мамочки. Или нельзя? Не джином ли продавщицы избавляются от?.. Впрочем, мне уже поздно.

Бой обхватил ее колени.

— Не смей даже думать об этом, голубушка.

Итак, вечеринка началась. Ник с Крошкой немного потанцевали, бутылка джина была допита, Ник переоделся в цивильное, и мы все направились в «Карету и лошадь». Там выпили еще. Позднее поехали поужинать в «Савой», где Бой, подстрекаемый Крошкой, громко хлопавшей в ладоши и хохотавшей, вконец расшалился, так что сидевшие за соседним столиком вызвали метрдотеля и стали жаловаться. Я тоже пытался присоединиться к этим скверным забавам — как-никак все мы были детьми двадцатых годов, — но сердце как-то не лежало. Мне стукнуло тридцать два, и я вот-вот должен был стать отцом; я был ученым с именем (как тонко позволяет язык выражать такие вещи), но все это не могло возместить того обстоятельства, что я никогда не стану математиком или художником — единственные занятия, которые я считал достойными своего интеллекта (это правда, я действительно так считал). Трудно, когда приходится жить не совсем так, как предпочитал бы жить. Когда же наконец начнется война?

Ник был тоже не в настроении; сидя боком на стуле и подперев лоб указательным пальцем, он скучающим неодобрительным взглядом следил за выходками Боя и своей сестры.

— Все еще играешь в шпионов? — спросил я.

Он сердито уставился на меня:

— А ты не играешь?

— Ну, я в отделе языков, это почти не в счет. Воображаю, как ты обмениваешься портфелями на платформе вокзала в Стамбуле, или что-то в этом роде, требующее отчаянной храбрости.

Он нахмурился.

— А тебе не кажется, что время самоуверенных нахалов прошло?

Как мило и нелепо эти слова звучали в его устах. И он это знал. Что-что, а пудрить мозги он умел.

— Я просто завидую, — сказал я, — сам-то я такой зануда.

Он пожал плечами. Его напомаженные черные волосы отливали в тон вечернему костюму.

— Можно что-то предпринять, — заметил он, — заняться чем-нибудь другим. Теперь жди перемен в любой день. Открываются всякого рода возможности.

— Например?

Бой балансировал на подбородке винным бокалом. Когда он заговорил, сдавленный бесплотный голос, казалось, раздался с потолка.

— А почему бы тебе не устроить его в Эм-Пи? [20] — предложил Бой.

Крошка со злорадной улыбкой щекотала вытянутую шею Боя, чтобы тот уронил бокал.

— Не думаю, что из Виктора получится политик, — возразила она. — Не могу представить его участвующим в предвыборной кампании или выступающим с первой речью в парламенте.

— Он имеет в виду военную полицию, — сказал Ник. — Новое обмундирование. Начальником там Билли Митчетт. Да хватит тебе, Крошка! Засыплем весь стол битым стеклом.

— Лишаешь людей удовольствия.

Бой сбросил бокал с подбородка и проворно поймал. И тут же заказал бутылку шампанского. Мне уже представлялась утренняя головная боль. Я тронул Крошку за руку; какой шелковистой и упругой была ее кожа в этот поздний срок беременности.

— Думаю, пора домой, — сказал я.

— Черт возьми, — обратилась она к остальным, — уже воображает себя отцом.

Я понял, что пьян, пьян до отупения, безразличия; онемели губы, щеки словно покрылись коркой высохшей пены. Я постоянно следил за действием опьянения, полагая, как я думаю, что в один прекрасный день выпью лишнего и выболтаю все свои секреты. А потом, когда напиваюсь, то думаю, что так, должно быть, всегда происходит со всеми: люди становятся импульсивными, грубыми, сентиментальными, тупыми. Бой с Крошкой, склонившись над столом и прыская смехом, придумали какую-то забаву со спичками и кофейными ложечками. Ник закурил чудовищно толстую сигару. Шампанское было безвкусным.

— Послушай, — обратился я к Нику, — расскажи мне про эту самую военную полицию. Занятное ли это занятие?

Он задумался, щурясь от дыма.

— Думаю, что да, — не совсем уверенно произнес он.

— А как туда попасть?

— Об этом можешь не думать. Я все устрою. Переговорю с Билли Митчеттом. Он там часто попадает мне на глаза.

— А как насчет моего… — я повел плечами, — прошлого?

— Ты имеешь в виду свои левацкие увлечения? Но ведь ты все это бросил, не так ли? Особенно теперь.

— Почему бы тебе, как всем, не вступить в армию? — заметила Крошка, кося глазами. — Этот бригадный генерал, знакомый отца, все сделает. Если уж взяли Ника, то возьмут кого угодно.

— Ник мечтает о плаще и кинжале, — вставил Бой. — А ты, Вик?