Онлайн книга «Можно (сборник)»
|
Локки, прикрыв глаза, покачивал русой головой в такт мелодии до последнего выдоха саксофона. – А что слушаешь ты? – Спросил он. – А вот, послушай мое удовольствие. И скажи, разве это не та же музыка? Я тоже закрыла глаза и прочла: Я обнял эти плечи и взглянул На то, что оказалось за спиною, И увидал, что выдвинутый стул Сливался с освещенною стеною. Был в лампочке повышенный накал, Невыгодный для мебели истертой, И потому диван в углу сверкал Коричневою кожей, словно желтой, Стол пустовал, поблескивал паркет, Темнела печка, в раме запыленной Застыл пейзаж; и лишь один буфет Казался мне тогда одушевленным. Но мотылек по комнате кружил, И он мой взгляд с недвижимости сдвинул. И если призрак здесь когда – то жил, То он покинул этот дом. Покинул. Локки тут же подхватил: Невыразимая печаль Открыла два огромных глаза, Цветочная проснулась ваза И выплеснула свой хрусталь. Вся комната напоена Истомой – сладкое лекарство! Такое маленькое царство Так много поглотило сна. Немного красного вина, Немного солнечного мая - И, тоненький бисквит ломая, Тончайших пальцев белизна. – Кто это был у тебя? – Спросил Локки. – Это Бродский мой любимый. А у тебя? – Мандельштам. Почему ты так долго не приходила? Я думал, что я без тебя умру! – Проговорил он с той же интонацией, с какой читал стихи. – Ой! Фигасе… – А ты думала? Все серьезно! – Это каждый раз так серьезно у тебя? Ну, у Вас и гОрмонь… – Ты что, обиделась? – Нет, что ты! Ты такой чувствительный, улавливаешь настроение.… Это здорово, но жить с этим тяжело, наверно. – Да я все понимаю. Вырос уже. – Мне нравятся большие мальчики. – Почему? Я, наверное, и сам догадаюсь, но хотелось бы от тебя услышать. – Потому что после тридцати пяти мальчики перестают трахать все, что движется, и начинают оглядываться вокруг, задумываться, делать интересные выводы, появляется тонкость, чувствительность и разборчивость. Далеко не у всех, конечно. И хотя проигрывают молодым в продолжительности траха, зато выигрывают в чувственности… – Грубо конечно. Но, по сути, так и есть. А по поводу продолжительности траха, я бы мог поспорить. Хотя опять же, кому что ближе… Он посмотрел на меня с голубой тоской и вдруг крикнул: – Я не могу больше ждать! Не могу!!! – Ждать чего? – А ты не догадываешься? – Догадываюсь… – Ты будешь по мне скучать? – Спокойней спросил он, взяв себя в руки. – Буду… Он покачал головой в такт неслышимой мелодии, звучащей внутри него. – Мне так хочется в это поверить! Ты себе не представляешь! По мне очень давно уже никто не скучает. Да и я тоже… Чем старше становишься, тем отчетливее понимаешь, насколько сложно найти человека «под себя». Не замечала? – Не сложно. Невозможно… – Невозможно…, – устало повторил Локки. – Было много попыток, но, где-то через полгода я понимал, что одной постели мне просто недостаточно. – А двух? – Две, это, конечно, лучше, чем одна. А поговорить? – После? Или вместо? – В перерывах… Он повернулся к навалу из дисков. Спина свитера была безкосой. На рукаве, в переплетении серых струй белела заметная дыра, в которую просвечивала косточка локтя. – Есть одна пьеса для саксофона Hunt dream называется. «Убей мечту» переводится примерно. Очень красивая…., – Локки порылся в дисках. – Нету. Отдал, наверно. А хочешь, я тебе еще стихи почитаю? – Хочу… Голубые глаза зашторились чуть покрасневшими веками и, раскачиваясь, он прочел нараспев: Счастье души утомленной - Только в одном: Быть как цветок полусонный В блеске и шуме дневном, Внутренним светом светиться, Все позабыть и забыться, Тихо, но жадно упиться Тающим сном. Счастье ночной белладонны - Лаской убить. Взоры ее полусонны, Любо ей день позабыть, Светом луны расцвечаться, Сердцем с луною встречаться, Тихо под ветром качаться, В смерти любить. Друг мой, мы оба устали. Радость моя! Радости нет без печали. Между цветами – змея. Кто же с душой утомленной Вспыхнет мечтой полусонной, Кто расцветет белладонной - Ты или я? – Красиво…но как-то слишком по-женски… – сказала я. – Так ведь для тебя же! А так: Мой милый! – ты сказала мне. Зачем в душевной глубине Ты будишь бурные желанья? Всё, что в тебе, влечет меня. И вот в душе моей, звеня, Растет, растет очарованье! Тебя люблю я столько лет, И нежен я, и я поэт. Так как же это, совершенство, Что я тебя своей не звал, Что я тебя не целовал, Не задыхался от блаженства? Скажи мне, счастье, почему? Пойми: никак я не пойму, Зачем мы стали у предела? Зачем не хочешь ты любить, Себя в восторге позабыть, Отдать и душу мне и тело? Пойми, о нежная мечта: Я жизнь, я солнце, красота, Я время сказкой зачарую, Я в страсти звезды создаю, Я весь – весна, когда пою, Я – светлый бог, когда целую! – Так еще хуже! – Призналась я. – Я люблю стихи про любовь, где нет слова «любовь». А также слов «розы», «слезы», «грезы» и прочее. Мне кажется, без них поэтичней. |