Онлайн книга «Мобберы»
|
– Да, – шёпотом проговорила Рита, – со вчерашнего… Она коснулась щекой его лица, ощутила покалывание пробивавшейся на его скулах щетины, но это покалывание не было ей неприятно. Губы сами потянулись к его губам. Точно испугавшись, отступила назад. – Что ж мы в коридоре?… Проходи! – Некогда. – Вышата держал её за руку и пристально смотрел в глаза. – Хрофт звонил. Что-то приключилось… Хрофта они нашли в квартире у Джима. Там же был и Асмуд. Атмосферой их сборище напоминало совет в Филях. – А я говорю: поймать и отлупить! – кричал взъерошенный Хрофт. – Лично мечом в капусту порубаю. – Я – за, – поддакивал Асмуд. – Не кипятитесь, – осаживал их благовоспитанный Джим. – Мы ничего не исправим. Поздно… Они вразнобой поздоровались с пришедшими. Рита пропустила электричку и, когда заоконный грохот стих, поинтересовалась, что произошло. – Санчеса помнишь? – сумрачно спросил Джим. – Он с нами был, когда ты в первый раз приходила. Не помнишь? Неважно… Я-то с ним давно знаком, вместе сцены кропали. И вот… – Газетчиком оказался, шваль! – гаркнул Хрофт. – Полюбуйся! Он шмякнул перед Ритой на стол пожёванный номер «Питерской тусовки». Рита взяла газету в руки. На четвёртой полосе во всю ширину раскорячился аляпистый заголовок: «Новая дурь, или Заменим стимуляторы стопроцентным флэшмобом». Пониже и помельче стояло: «Особо продвинутые представители современной молодёжи доказывают, что это новомодное занятие реально срывает башню». Далее на полосе расплылась большущая, разжиженная фотографиями статья, под которой многообещающе красовалось: «Продолжение следует». – Здесь подписано: «Наш спецкор Афанасий Недотрога», – прочитала Рита. – Откуда вы знаете, что это Санчес? – Снимки, – сказал Джим. – Санчес всегда с фотоаппаратом ходил, говорил, что собирает архив флэшмоба. Он сам мне эти фотографии показывал. – Он мог продать их редакции, а писал другой. – Нет, писал он. И стиль его, и мысли, которыми я с ним делился. Всю подноготную выложил… И с какой подковыркой, с каким ёрничаньем! – Опустил мобберов ниже плинтуса, – прогудел Асмуд. – Хрофт прав: поймать и дать в бубен. Однако Хрофт уже утихомирился, разум взял верх над бешенством, и в голове вываривались планы куда более изощрённого мщения. – В бубен дать – мало будет. Я этому щелкопёру покажу небо в алмазах… Рита сочувствовала друзьям, но не разделяла их кровожадности. К тому же её распирало от желания поделиться своими новостями, которые казались ей куда важнее, чем паршивая статейка в жёлтой прессе. – Мне звонили из мафии, – сообщила она, перекричав лязг колёс и стенание рельсов. Рассказ её был выслушан в угрюмом молчании: Джим, Хрофт и Асмуд всё ещё думали о низости Санчеса. – По правде, твой бартер нам не очень-то помог, – проговорил Вышата, которому Рита ещё в метро пересказала содержание полученного от конкурирующей фирмы фрагмента. – Опять всё обрывается на половине фразы. – Старик стебался, а мы, как лохи, повелись, – недовольно промолвил Хрофт. – Ищем прошлогодний снег. Реплику про снег он услышал в доперестроечном фильме, и она ему понравилась. – Это не стёб, – заспорила Рита. – Где-то должна быть третья часть. – Скорее всего, она осталась в голове у Калитвинцева, – высказал предположение Вышата, – а голова у него сейчас в отключке. – Печально. Но мне кажется, кое-что из третьей части мы можем восстановить и без него. – Рита выдержала театральную паузу. – Я знаю, кто стал хранителем тайны княгини Волконской после Веневитинова. – Пушкин, – зевнул Хрофт. – Откуда ты знаешь? – Старое правило: если не знаешь, что отвечать, отвечай «Пушкин». Угадал, что ли? – В точку! Если Волконская искала лидера для будущего переустройства России, то Пушкин был самой подходящей кандидатурой. Николай Первый назвал его умнейшим человеком в стране. Что касается авторитета… Самая раскрученная фигура на тот период! – Совершенно неправдоподобная версия, – сказал Джим. – Очень даже правдоподобная! Пушкин, к твоему сведению, приходился Веневитинову четвероюродным братом. Седьмая вода на киселе, но, как ни крути, – родственник. Они познакомились, когда Веневитинов ещё под стол пешком ходил. Потом Пушкина отправили в ссылку, и Веневитинов ждал его в Москве. Осенью двадцать шестого, когда Пушкин приехал из Михайловского, они встретились и общались довольно тесно. Между ними возникли не только дружеские, но и коммерческие отношения: Веневитинов затеял издавать журнал, а Пушкин подрядился писать туда материалы на условиях, что ему причитается десять тысяч рублей с каждых проданных тысячи двухсот экземпляров. – Поди, нехилый гонорар по тогдашним меркам, – обронил Асмуд. – Ещё бы! Пушкин согласился без раздумий. А когда Веневитинов отбыл в Питер, они пере… – Что-что? – переспросили сразу все, потому что голос Риты утянуло в железнодорожный перестук, как щепку в водоворот. – Когда Веневитинов отбыл в Петербург, они с Пушкиным переписывались, – повторила Рита, дождавшись тишины. – Сохранилось сорок восемь писем Веневитинова, в том числе двадцать пять написанных за четыре месяца пребывания в Петербурге, но ни одного письма к Пушкину или от Пушкина в архивах нет. Хотя они точно были! Пушкин сам упоминает об этом в переписке с Дельвигом. Думаю, в них содержалось что-то не предназначенное для посторонних глаз и их уничтожили. – Маловато оснований, чтобы считать Пушкина преемником Веневитинова в деле княгини, – покачал головой Джим. – Слушайте дальше. Возвратившись из ссылки, Пушкин стал захаживать на вечера к Зинаиде Волконской. Между ними завязалась дружба, даже, может быть, флирт. Пушкин посвятил ей стихи: «Царица муз и красоты, рукою нежной держишь ты волшебный скипетр вдохновений…» – ну и тому подобное. – Он кому ни попадя стихи посвящал, – брякнул Хрофт. – У всех поэтов такие задвиги. – Неправда! – возмутилась Рита. – Не знаешь, молчи. Пушкин посвящал стихи лишь избранным. Княгиня Волконская удостоилась этой чести всего через три месяца после знакомства с ним. – Подумаешь… – Но стоило Веневитинову умереть, как Пушкин охладел к Волконской: отказывался читать на её раутах свои произведения, а когда сильно упрашивали, читал вещи совсем не подходящие для светского общества. Потом он и вовсе перестал к ней ходить, говорил, что отдыхает от проклятых обедов Зинаиды, и писал о ней всякие скабрезности. – Знать, совсем заколебала тётка, – понимающе изрёк Хрофт. – Не в этом дело! Она никому не навязывалась, у неё уже имелись и муж, и ухажёр. Вся интеллигенция от неё с ума сходила, и, когда она уезжала навсегда в Италию, её завалили прощальными одами. Один Пушкин не написал ничего приличного, только ругался вдогонку. Он злился на неё, потому что считал виновной в гибели Веневитинова! |