Книга Поиски в темноте, страница 60 – Чарлз Тодд

— Мы ничего не знаем наверняка! — упрямо повторил Хильдебранд. — Можно ли допустить такого маленького ребенка в зал суда? Получится фарс! От перекрестного допроса она растеряется. Или вы хотите подвергнуть их семью еще одному испытанию?

— А вы что предлагаете? И дальше искать убитых детей, расширять район поисков?

— Вас это уже не касается! Раз дети нашлись, вы можете возвращаться в Лондон. Остальное предоставьте нам.

— Тогда позвольте мне один последний опыт. Пусть Моубрей на них посмотрит…

— Вы что, с ума сошли?

— Нет, послушайте меня! — Услышав их голоса, дежурный констебль открыл дверь в начале коридора и просунул внутрь голову, но быстро убрал ее, повинуясь раздраженному жесту Хильдебранда. — Вот что я хочу сделать…

* * *

Час спустя все было устроено. Конечно, Роберт Эндрюс был недоволен, как и Хильдебранд, и Маркус Джонстон, адвокат Моубрея.

Разгневанный Хильдебранд потребовал, чтобы Ратлидж позвонил Боулсу в Лондон. Он застал суперинтендента не в самом лучшем настроении. Хотя Ратлидж прикрывал трубку рукой, вопли Боулса были отчетливо слышны в кабинете:

— Томас Нейпир заходит сюда ежедневно, чтобы узнать, какие у нас успехи и нашли ли мы мисс Тарлтон! Мне не нравится, когда политики дышат мне в затылок! Ратлидж, вы виноваты в том, что втянули Нейпира в это дело!

— Если убитая — мисс Тарлтон, мистер Нейпир будет не просто дышать нам в затылок, — ответил Ратлидж. — Он поселится у вас в кабинете! По моим сведениям, он любил ее как родную дочь! — Скорее всего, даже больше…

— Тогда выясните раз навсегда, чьи это дети — Моубрея или нет! Слышите? Передайте трубку Хильдебранду, я приведу его в чувство!

Итак, все было улажено.

Когда они пошли за Моубреем, по-прежнему погруженным во мрак, он не сразу понял, чего от него хотят. С трудом он зашел в кабинет Хильдебранда. Глаза у него ввалились, волосы были нечесаными, подбородок зарос щетиной. Джонстон поздоровался с ним, но Моубрей не ответил. Потом все замолчали.

Казалось, Моубрею все было безразлично. Он делал все механически — ел, лежал на койке ночью, шел, куда прикажут. Его ничто не трогало. Во внутреннем дворе, куда выходили окна кабинета, в куче листвы лежал большой красный мяч.

Джонстон что-то говорил, когда во двор вошел первый мальчик — ровесник Роберта Эндрюса. И волосы у него были почти такие же. Увидев мяч, мальчик бросился к нему.

Моубрей вздрогнул и закричал:

— Нет… не мучайте меня!

— Мистер Моубрей, — тихо спросил Ратлидж, — там ваш Берти?

— Нет… Господи, нет! Я убил моего Берти, вы сами мне так сказали!

Во двор вбежал еще один мальчик; он сразу же потребовал, чтобы мяч отдали ему — сейчас его очередь играть. Первый мальчик отказался, и они горячо заспорили. Появился третий мальчик, чуть старше, ближе по возрасту к сыну Моубрея — Берти было бы сейчас столько же, если бы он остался в живых.

Не сводя взгляда с Моубрея, Ратлидж сказал:

— Мистер Моубрей, пожалуйста, взгляните на детей и скажите, нет ли среди них вашего сына.

Моубрей, в глазах которого стояли слезы, повернулся к Джонстону, ища у того помощи. Джонстона передернуло.

— Инспектор! — обратился он к Ратлиджу хриплым шепотом.

Во двор нехотя вошел четвертый мальчик. Неожиданно Моубрей вздрогнул, привстал с места. Джонстон потянулся к нему, но Ратлидж тихо напомнил:

— Он ни в коем случае не должен к ним приближаться!

Прежде чем Джонстон или Хильдебранд успели шевельнуться, Моубрей подошел к окну, упал перед ним на колени. По его лицу потекли слезы.

— Берти! — закричал он, молотя ладонями по стеклу. — Берти! Это ты, малыш?

Роберт Эндрюс-младший повернулся к человеку в окне, в его глазах мелькнула тревога. Потом он повернулся к другим мальчикам, которые дрались из-за мяча. Мяч выпал, и Роберт схватил его и убежал, радостно крича:

— Мое! Мое!

Моубрей воскликнул:

— Нет… нет… Берти, вернись!

И тут он заметил Роузи, которую ввела во двор за руку девочка чуть постарше. У них было мало времени; они не успели найти девочек подходящего возраста. Моубрей смотрел на нее и не мог насмотреться, на его лице появилось странное выражение. Роузи, крепко державшая другую девочку за руку, посмотрела прямо на окно и отвернулась. Лицо ее осветилось прежней застенчивой улыбкой.

— Триша, милая! — крикнул Моубрей, дрожа всем телом, как в лихорадке. — Они сказали, что я убил тебя и бросил в темноте, скормил диким собакам и лисам…

Он замолчал и на краткий миг повернулся к Ратлиджу, и в глубине его глаз что-то сверкнуло. Краткая, ужасная искра надежды.

* * *

Джонстон растрогался; лицо его было мокрым от слез. Хильдебранд негромко ругался себе под нос.

Ратлидж, старавшийся не обращать внимания на Хэмиша, посмотрел на Моубрея и сказал себе, что он должен был провести такой опыт — ради Маргарет Тарлтон… и прежде всего ради самого Моубрея… Он подошел к узнику, тронул его за плечо.

— Вот дети, которых вы видели из окна поезда, — мягко сказал он. — Дети на станции. Вы ведь о них рассказывали? Мальчик прижимал к себе мяч; девочка немного старше. Вы совершенно уверены, что видели их?

— Да, да, это мои дети, они живы, живы! — Плечи Моубрея тряслись от рыданий, он говорил бессвязно. Он прижался лицом к стеклу, жадно глядя вслед двум уходящим девочкам. Теперь он говорил более отчетливо, как будто с каждым вздохом ему делалось легче.

— Нет, — сказал Ратлидж. — К сожалению, это не ваши Берти и Триша. Их фамилия Эндрюс. Подумайте сами, Моубрей! Вашему Берти сейчас было бы четыре года, почти пять. Как тому мальчику постарше, которого вы видели. А девочке, Трише, сейчас бы исполнилось семь. Эти дети — которых вы приняли за своих — младше. Им столько же лет, сколько было Берти и Трише, когда они погибли в Лондоне.

— А… их мать? — хрипло спросил Моубрей, вдруг что-то вспомнив. — Она тоже там? — В его глазах горела неприкрытая надежда.

— Нет, — очень тихо и сочувственно ответил Ратлидж. — Мать тех двоих детей, которые так напомнили вам ваших, сейчас в Лондоне; она недавно родила третьего ребенка. Волосы у нее рыжеватые, и она… полнее вашей жены. — Он достал из кармана фотографию, которую на время дал ему Роберт Эндрюс. — Видите?

Не сразу, но его слова как будто дошли до Моубрея. Он с усилием, нахмурившись, посмотрел на снимок. У жены Эндрюса волосы оказались темнее, гораздо темнее, чем у женщины на снимке, хранившемся у Моубрея. И весила она гораздо больше — заметно больше.

— Это же не Мэри! — удивленно воскликнул Моубрей. — Она совсем не похожа на Мэри! — Он перевел взгляд на Джонстона и Хильдебранда и обвиняюще спросил: — Где Мэри? — Как будто она по-прежнему ассоциировалась у него с детьми.