Книга Дом непредсказуемого счастья, страница 39 – Лариса Соболева

— Я чаю налить, — объяснил он.

Влада не вернулась к плите, а места там хватило бы — плита шестиконфорочная, девушка ждала, когда Иван отойдет. А он не торопился, налил заварки, затем тронул чайник…

— Остыл, — произнес, непонятно для кого.

Он зажег конфорку, поставил чайник и не отходил от плиты, хотя мог подождать за столом или еще где. И Влада предпочла держаться от него подальше. И подбородок задрала кверху, мол, я неприступная скала, а если тронешь — получишь сдачи. Говорят, от ненависти до любви — один шаг, вероятно, Иван прошел обратный путь: от любви к ненависти (а что касается Влады — она никогда его не любила). Потому его слова и напоминали скрип расстроенного инструмента, на котором не умеют играть, а не человеческую речь:

— Ты меня… продала. Задаром. Выходит, ты дешевка.

— Я рассказала правду, — возразила она.

— Ну да, ну да… Когда ты родилась, боженька забыл вложить мозг в твою пустую головку, там вакуум. Поэтому из тебя поперла правда. Дура…

Он отошел к столу, прихлебывая чай и заедая печеньем, а Влада получила доступ к плите. На его оскорбления она — ноль внимания. Если бы это был человек, которого любила, его мнение дорогого стоило бы, а у них отношения постельно-принудительные за плату.

— Правда… скажи, пожалуйста! — тем временем ворчал Иван с удрученным видом. — Кому нужна твоя правда, а? Взяла и разрушила мою семью своей правдой.

— Семью разрушил ты, — на спокойной ноте возразила Влада. — Тебе понадобился секс на стороне, я тебе его продавала. Все, магазин закрыт. Но ты же пойдешь к другой цыпе. Все уляжется когда-нибудь, и ты побежишь искать новую бабу. Так кто разрушает?

Неожиданно он подлетел к ней и зашипел, стиснув кулаки:

— Слушай, сгинь! Я дал тебе достаточно денег, на них ты можешь уехать… да куда хочешь! Ты мне всю малину испортила, имей совесть…

— Отстань от нее! — раздался сонный голос законной жены. Она появилась в длинном халате и смешных тапочках, села за стол. — Влада, у нас есть что поесть? А то этот совестливый сожрал все твои котлеты, ни о ком не подумал, никому не оставил. Зато как любит поговорить про совесть…

Иван не выдержал, ударил… нет, не жену, еще чего. Он ударил ладонью по столу, дескать, молчать, я здесь хозяин. Ему до сих пор хотелось брать верх, это привычное его состояние. Что ж, он был успешным, судьба его баловала, а избалованный ребенок всегда испорчен — это аксиома. У Ивана возникло ошибочное ощущение, что он фаворит богов, и то, что запрещено всем людям, ему разрешено, потому что он особенный. И вдруг весь уклад, привычная жизнь, ощущение себя в созданном им пространстве — да все-все, что наполняло смыслом его житье-бытье, рухнуло. Считай, за один миг рухнуло вместе с разлетевшимся вдребезги загородным домом. Наступил похмельный синдром, когда мозгам и телу плохо, исправить уже ничего нельзя, но привычки сильней натуры.

Юля его состояние очень хорошо понимала, она ведь тоже принимала активное участие в создании фаворита богов, бессознательно, но портила Ивана, потому ответственность лежала и на ней. Ей даже было немного жаль его, чуть-чуть, ведь годы совместной жизни никуда не деть, они еще довлели. Да и не отличался Иван тоталитарным складом, по сравнению с другими знакомыми у них образцовая семья, впрочем… Юля могла простить ему многое, но не измену, не ложь, не подлость. А он отличался именно этими «богатствами» души, по сути, крысятничал в собственном доме, так что чаша весов перевешивала не в его пользу.

— Прошу прекратить меня третировать, — неожиданно строго произнес Иван. — Я создал всю эту роскошь, окружил тебя…

Юля расхохоталась, ее реакция заставила Ивана замолчать на время, но жена не позволила ему продолжить:

— Закрой лучше рот, создатель. Ты чуточку забыл, что я уже знаю больше, чем тебе хотелось бы. Лучше подумай, что нам делать. Видишь, я говорю — нам. Это значит, всем вместе. Потому что пока ты создавал роскошь, заодно накопил врагов, которые даже твою любовницу не пощадили, пришли убить ее. Что же они сделают с нами? Кстати, я звонила маме, попросила не возвращаться домой, перечислила деньги через Интернет. Слушай, Ванька, а покойникам сразу блокируют счета или тебе можно кинуть денежки на мой счет?

— Не знаю.

— Юля…

На зов Влады та оглянулась, так как девушка произнесла ее имя странной интонацией, словно ее нечто озадачило и даже вогнало в некий ступор. Она стояла перед кухонным столом и смотрела прямо перед собой в окно, а выходило оно на въезд с улицы. Что там увидела Влада? Юля поднялась со стула и проследовала к ней, девушка указала ей на окно:

— Только не отодвигай занавеску. Смотри на забор…

— На ограду — ты хотела сказать?

— Ну, да, да. Рядом с воротами. За елкой мужик стоит. Я давно его приметила, он следит за домом.

Услышав об этом, прибежал и Иван:

— Где, где?

— Вижу, — сказала Юля, найдя пустые ячейки в кружевной занавеске ручной работы.

— Это за мной! — задергался Иван, отойдя от женщин. — Да, да, это по мою душу. Черт, пришли-таки!

— Что случилось? — появился Алик.

— За домом следят, — тоном заговорщицы сообщила Влада. — Вон… посмотри… стоит за елкой.

Теперь Алик подошел к ней и присмотрелся сквозь ячейки занавески к пространству за стенами дома. Человека за елками снаружи ограды он заметил, слегка пожал плечами и посоветовал не только Ивану:

— Не подходите к окнам. Иван Николаевич, вы бы нам рассказали, что за люди были на даче вместе с вами, чего вы все хотели, за что вас… всех взорвали.

— Нечего мне рассказывать, нечего! — вспылил тот и едва не разразился слезами. — Ну сколько можно! Не были вы все в моей шкуре…

— Почему, я была, — вставила Влада. — Меня же хотели убить… Юля, как же мне узнать про Милу, а?

— Поедим и поедем, найдем таксофон и позвоним.

Непонятно на что отреагировал Иван, но он в сердцах махнул рукой, а потом и вовсе ушел из кухни, оставшись без завтрака. Собственно, демарш никого не задел, даже напротив, все трое почувствовали некоторое облегчение после его ухода, сели завтракать в столовой, примыкавшей к кухне. Включили телик, перебрасывались короткими фразами. А Юля в это время думала о муже, о том, что несчастья и неудачи одних делают стойкими и привлекательными, ведь мужество людей красит, а других… Ванька, оказывается, слаб, а слабый мужчина вызывает, скорее, стыд, чем жалость.

Через сорок минут женщины выехали, при этом слегка похулиганив. Из дома имелся ход в гараж, так что для наблюдателя совершенно неожиданно открылись ворота. Подъезжая к ограде, Юля пультом открыла вторые ворота, а вот потом… Наблюдатель, решив, что его сейчас разоблачат, ринулся через дорогу. Юля повернула в его сторону, нажала на газ — бедняга едва увернулся и чудом не попал под колеса, прижавшись всем телом к стене здания. Юля на этом не успокоилась, она снова развернулась и двинула за ним, заехав на тротуар. Ух, как он бежал, как бежал… Галопом! И оглядывался. На некрасивой роже отпечатался неподдельный ужас, ведь машина практически догнала его. Юля нажала на тормоз лишь перед проспектом, в который перпендикуляром врезалась улица, где жила она. Наблюдатель, оглянувшись последний раз, повернул за угол и, наверное, безумно радовался, что избежал участи лягушки, попавшей под колеса. Юля расхохоталась, за ней и Влада.