Онлайн книга «Холодные берега»
|
Я кивнул. – Искупитель создал Слово непознаваемым, и в том была великая мудрость. Для стороннего взгляда все просто. Сказал человек что-то, потянулся куда-то, с силами собрался – и достал вещь из Холода. А теперь подумай сам: мог принц Маркус от цепей освободиться? – Нет, конечно. Навык нужен. Брат Рууд усмехнулся: – А если бы он взял цепь, его сковывающую, да и положил на Слово? – Но… – Я замолчал, пытаясь представить картину. Мальчик касается цепи… прячет в ничто… остается свободным? – У него сил не хватало? – Не в том дело. Цепь не ему принадлежала, он сам на цепи был. Вот если вначале снять цепь, власть над ней ощутить – то пошла бы она в Холод без задержек. Об этом еще святой Фома рассуждал – над чем мы руками владеем, то и духу подвластно… Ладно, а вот представь, веревка или цепь, один конец свободный, а к другому привязан ослик, или человек прикован. Берет принц Маркус эту веревку-цепь, да и кладет на Слово. Что случится? – Живое и жившее Слову не подвластно. – Правильно. А то, что к живому привязано? Уйдут путы в Холод, станет пленник свободным? – Не знаю. Брат Рууд улыбался. – Скажи! – попросил я. – Скажи, брат! – А вот это, Ильмар, от того, кто Словом владеет, и от того, на ком путы, зависит. Может, так случится, что исчезнут. А может – и нет… Хорошо, представь, что берутся за одну вещь два человека, знающих Слово. И каждый вещь на Холод прячет. Кому она будет принадлежать? Я молчал. Все в голове смешалось. Не было никакого ответа на эти вопросы, ничего я не мог сказать. – А если… Карета вдруг дернулась, начала сворачивать к обочине, останавливаясь. Я глянул в окно. – Брат Рууд, дозор армейский! – Не бойся, брат… Дозор был серьезный. Два офицера в надраенных медных кирасах, десяток солдат с короткими копьями и мечами. У одного офицера в руке был двуствольный пулевик. О чем говорят, слышно не было, но, похоже, ответы возниц их не удовлетворили. – Брат Рууд… – Успокойся, брат, лучше вот о чем подумай. Если подходит человек со Словом к вещи составной. Например – к нашей карете. Берется за колесо, да и говорит Слово. Одно колесо в Холод уйдет, вся карета, или вообще ничего не случится? А что с нами, в карете сидящими, будет? В Холод не уйти, значит, на землю упадем? Или пока мы в карете, нельзя… Дверь открылась. Офицер с пулевиком заглянул внутрь. Почтительно произнес: – Святые братья… – Мир тебе, слуга Дома, – невозмутимо отозвался Рууд. – Так вот, рассуди, брат, что случится? – Не знаю, – сказал я учтиво, голову склоняя. – На все воля Искупителя и Сестры… Не пересказывать же ему, как Марк в планёр вскочил, чтоб не дать летунье его на Слово взять. – Святые братья, – с легким нажимом повторил офицер. Брат Рууд повернулся к нему: – Мир тебе. Говори. – Из вольного города Амстердама запрещен выезд, – сказал офицер. Властно, но под этой напускной твердостью пряталась неуверенность. Наверное, не один экипаж он этой ночью назад завернул, но вот что сейчас делать – не знал. – Я знаю, офицер. Только касается ли этот приказ нас? – В приказе сказано – всем без исключения… – Повтори приказ дословно. Офицер кивнул, явно обрадованный предложением. Чуть прикрыл глаза, произнес: – Именем Искупителя и Сестры, повелением Дома, запрещен для всех без исключения выезд за пределы вольного города Амстердама. Все экипажи, а также отдельных путников, проверять в поисках беглого каторжника Ильмара, после чего заворачивать обратно. Если же каторжник Ильмар или младший принц Дома Маркус будут замечены или хоть подозрение в том появится… – Хорошо, офицер. Так ты полагаешь, что Сестра своим слугам запрещает город покидать? – В приказе не сказано ни о каких исключениях. – Как твое имя, офицер? – Рейнгарт, святой брат. Рууд молча достал бумаги. Протянул офицеру два листа. Тот молча начал читать, беззвучно шевеля губами. Поднял округлившиеся глаза на Рууда. – Я, святой паладин Сестры, ее волей отменяю приказ в той части, что касается нашего экипажа. По воле епископа Ульбрихта мы, два смиренных брата, следуем в город Брюссель с миссией особой важности. – Мне запрещено пропускать кого бы то ни было! – с мукой в голосе воскликнул бедолага Рейнгарт. – Беру твой проступок на себя, брат, – безмятежно ответил Рууд. – Именем Сестры прощаю грех. Он поднял с груди святой столб, прикоснулся к покрывшемуся испариной лбу офицера. – Нет на тебе греха. Вели освободить дорогу. – Я должен спросить разрешение у штаба… – Тебе дано высшее разрешение! – повысил голос Рууд. – Уведоми о нем свой штаб. – Дайте мне слово, что в экипаже нет беглого каторжника Ильмара и принца Маркуса, – прошептал офицер. Видимо, крепкий был приказ, раз офицер осмелился такое требовать от святого паладина. – Здесь лишь два священника храма Сестры, – ответил Рууд. – Все. Иди и не греши. Офицер кивнул. И посмотрел на меня. – Благословите, святой брат. Тут был какой-то подвох. В глазах Рууда вспыхнула тревога, а офицер ждал. В один миг я вспомнил все благословения, что происходили на моих глазах. И с облегчением произнес: – Ты уже удостоен напутствия, брат мой. Чистое не сделать чище. Иди с миром. – Спасибо, братья. – Офицер подался назад. – Мягкого пути, святой паладин. Мягкого пути, святой миссионер. Он притворил дверь, махнул рукой солдатам. Защелкали кнуты, карета тронулась, выкатилась на дорогу. – Трубачей нам не хватает, – сказал я. – Десятка трубачей да пары глашатаев. – О чем ты, Ильмар? – удивился Рууд. – И чтобы трубачи всех сзывали, а глашатаи объявляли: «Мы едем в Брюссель, а вовсе не в Рим. Святой паладин – дело самое обычное. А скромный миссионер в епископской карете – явление заурядное. Не удивляйтесь, люди добрые. Не обращайте на нас внимания». Брат Рууд молчал. Лицо его медленно шло красными пятнами. |