
Онлайн книга «Борель. Золото»
Валентина едва поняла, что получают пайки, и тут же вздрогнула от ненавистного прикосновения чужих глаз. Чей-то насмешливый голос глухой обидой толкнул: — Недолго, барышня, на музыке брякать… Скоро в нашу компанию запишешься! Оборванные, пропотелые, с истрескавшимися руками и лицами бабы тешились своей маленькой животной радостью. У них было что-то свое, непонятное ей. «Что сталось с ними?» Многих из них она видела на баптистских молениях с лицами, как у запуганных животных, а теперь эти лица озарены воскресным светом… Из амбара сквозь дружеские толчки баб, задевая головой о дверную колоду, выскочил Василий. Его рот растягивался от хохота, а лицо было набелено мукой. Отряхивая побелевшую шинель, он погрозил бабам кулаком и смело шагнул к Валентине. Она как будто только теперь пришла в себя и посторонилась, намереваясь уступить ему дорогу. Их одинаковые глаза встретились в жгучем вопросе. Василий улыбнулся. — Здравствуйте, товарищ Сунцова! Мы вас мобилизовали секретарем в наш распред. Собирайтесь с духом и выходите на работу. Республика не терпит прогулов. А грамотные люди не могут собак гонять. Заодно и школу вам препоручаем… Он сощурил глаза и, тряхнув головой, зашагал мимо. Валентина, как прикованная, стояла на месте и, казалось, не поняла ни слова. У амбара раздался бабий хохот, и опять тот же голос уколол глухой болью: — Берегись, барышня, военные — мастера обхаживать вашего брата… А с брюхом приходи ко мне — сбабничаю не хуже кушерки! Валентина повернулась и пошла обратно, пошатываясь, как пьяная. Не глядя на домашних, она прошла в свою комнату и только здесь припомнила встречу с Василием и его прищуренные глаза. Она порывисто подняла с пола портрет юнкера и долго всматривалась, ища сходства этих угасших глаз с живыми глазами Василия. В комнату вошла заплаканная Галина. Она в запальчивости сунула Валентине желтую залапанную бумажку и, задыхаясь, присела на стул. — Разбойники! Звери! Они нас разорят! Они! — Галина закрыла изуродованное морщинами лицо и снова задергалась в судорогах. Валентина равнодушно прочла безграмотный текст самодельного ордера на конфискацию имущества и ниже приписку: «А также гражданка Валентина Сунцова мобилизуется для работы в рудкоме и в школе, куда предлагается ей явиться к тов. Качуре». А в самом конце — размашистая, неразборчивая подпись. Но поняла, что это подпись его — Медведева. Трудмобилизация была объявлена в субботу вечером на общем собрании рабочих и служащих. Это второе собрание под председательством техника Яхонтова прошло спокойно. Он же докладывал и ближайший план предстоящих работ. Тунгусников было немного, и те, видимо, пришли из праздного любопытства и желания подтрунить над медведевской затеей. После доклада было принято громкое решение: «Открыть работы воскресником. Не вышедших лишить пайка и жилища». Утренний сбор был условлен в конторе, а после собрания секретарь Залетов составил именной список боровских жителей и улыбался в свою желтую бороденку, когда очередь доходила до тунгусников. — Ваше социальное происхождение и занятие? — Такое же, как и ваше, — отшибали те. — Родились все из одного места, а вот крещены по-разному, — заметил в шутку Сунцов. В этот вечер он был необыкновенно подвижен и даже услужлив. На глазах у всех он два раза подходил к Василию и дружески заговаривал с ним. Старые приискатели перемигивались при этом. — Смотри, как подсевает… — Без мыла прет… — Вишь, как скоро взял тон… Утром, в серые сумерки, в первый раз после трехлетнего молчания зазвонил приисковый колокол. И будто дрогнула тайга от давно не слышанных звуков. В ответ медным звоном запело эхо в хребтах. День был теплый, на дворе пахло талым снегом. Удары колокола мягко дрожали над прииском и где-то в лесах падали, затихали. Около конторы густо собирался народ. Бабы отдельным колком, как тетерева на току, будоражили утреннюю тишину. Мужики пыхали трубками и цигарками. Некоторые записывались у Залетова и разбирали сваленные у конторы кайлы и лопаты. — Рваная армия труда, — сказал Яхонтов, обходя кучки собравшихся. Глаза его горели непотухающими угольками, а губы растягивались в улыбке. И чувствовал себя опять так же, как раньше — на разбивке. Вот первый штурм, к которому он готовился с начала приезда на прииски. Сотни рук сегодня сделают первый толчок в мертвые недра, правда, еще холостой толчок, но важна репетиция. А репетиция удалась: почти все приисковые мужчины и женщины высыпали из своих закоптелых казарм. Секретарь Залетов захлопнул испачканную тетрадь и подошел к Василию с открытыми от улыбки зубами. — Все собрались кроме шпаны, — и отмечать нечего! — сказал и раскатисто рассмеялся. — А ну, постройся в два ряда! — крикнул Василий и вытянул руку, указывая фронт. Приискатели один за другим начали примыкать. Неумело и от этого забавно подражали военным; у большинства бродни задрали кверху рыжие утиные носы, а на головах — не шапки, а лохмотья звериных шкур. Женщины одной скученной фалангой слева беспорядочно топтались и галдели в споре за места. Мужчины пускали колкие смешки: — А ну, подравняйтесь, бесштанная команда… — Эй, женский батальон! Василий прошелся вдоль по вытянувшейся шеренге. В глазах у каждого чувствовалась скрытая радость. У Василия сильнее стучало сердце. В стороне строились подростки. В реве детских голосов слышался весенний гомон и молодой задор. Солнце еще не поднялось над хребтами, когда разрозненные кучки людей двинулись к мастерским. Василий пошел впереди и первый ударил лопатой в сугроб. В конторе и клубе заправляла Настя. Подоткнув высоко подол и громко шлепая голыми пятками по полу, она расплескивала направо и налево бурный поток своих слов: — Эй, почище, бабочки… — Вот тут дресвой прихватите! — Не для кого-нибудь, а для себя, бабочки!.. Бабы наперебой бросали ей колкости и вечное недовольство: — Ой, для себя ли? — Да она-то для себя глотку дерет, а нас-то тут и не увидишь. — Вишь, команду какую взяла, — как муж, так и жена. — А как же? Где болото, там и черт, это обязательно! — Вот все у нас так… Давно ли к бахтистам нас суматошила, а теперь в комунию волокет. — Это уж, как наповадится собака за возом бегать, хоть ты ей хвост отруби, а она все свое… |