Онлайн книга «И проснуться не затемно, а на рассвете»
|
– Ваша? – спросил я. – Была моя. Но вы наверняка знаете, что говорят о картинах. – Что? – Увидишь один раз – и перестаешь замечать. На его лице мелькнула улыбка, которая показалась мне крайне приватной, не предназначенной для чужих глаз. В этой улыбке не было ни намека на веселье или радость. Мерсер вновь повернулся к рабочим, и они начали тщательно упаковывать ящик в бумагу. Затем положили его на какое-то хитроумное устройство и выкатили из комнаты, словно пациента из операционной. Прораб в костюме и галстуке еще несколько минут рассыпался в благодарностях за столь щедрый подарок, и Мерсер принял их спокойно и благородно. Когда мы остались одни, Мерсер снова сел. – Вероятно, скоро мы отсюда съедем, – сказал он. – Забыть на стене Пикассо было бы в высшей степени глупо. – Съедете? – Я устал делать деньги. Меня больше не интересует то, что держало на плаву эту контору. – Вы же сказали, это была афера. Вновь он улыбнулся этой потаенной улыбкой. После визита Клары я включил Интернет на работе и дома, достал из корзины всю переписку, купил новую я-машинку. С помощью ноутбука восстановил все фотографии, контакты и приложения. В голосовой почте меня спокойненько, будто ничего и не произошло, дожидалось сообщение от Мерсера. Все было как всегда. Я попытался вырваться, но не смог. Интернет опутал весь мир. Я не знал, зачем снова понадобился Мерсеру. По его собственному признанию, он был нелюдим. Возможно, он хотел убедиться, что я не разглашу его тайну. Уж очень решительно он покинул тогда парк. Оказалось, его решимость оказалась не долговечнее моей. С тех пор как мы расстались, он тоже побывал в «торговом центре», и в его печальной улыбке я прочел абсолютное смирение. – Вы туда уже ездили? – спросил он. – Куда? – На Сеир. – Это место существует? – Существует. Дыра та еще, воняет козлиной мочой, но существует. – В Израиле? – А почему вы настроены так скептически? – Не понимаю, как это они впускают всех подряд. – Не всех. У этой страны все в порядке с запретами. – Как же им удалось добиться разрешения? – В прошлом году в Давосе я встретил своего приятеля, заместителя министра финансов. Я спросил его: «Что за слухи ходят об ирредентистском движении в пустыне Негев?» Он посмотрел на меня холодным рыбьим взглядом и ответил: «Не понял твоего вопроса». Теперь этот приятель всячески меня избегает. Может, они и подписали какое-нибудь соглашение, черт его знает. – Что за ирредентистское движение? – Движение за возвращение территорий тем, кому они принадлежат по праву. – У них есть право на землю? – Почему нет? Они – первые жертвы геноцида. Мне вспомнился наш первый разговор с Зукхартом. Он тоже назвал войну против амаликитян геноцидом. Но как столь древняя вражда могла иметь геополитическое значение в современном мире? – Разве такое возможно? – спросил я Мерсера. – Ну, они там живут, это факт. Как им это удалось – другой вопрос. Но если какая-то страна и способна откликнуться на просьбу о репарациях жертвам геноцида… – Даже геноцида, который произошел тысячи лет назад? – За что купил, за то и продаю. Мерсер поведал мне, что Грант Артур заключил с израильским правительством хитрое соглашение: ульмы будут находиться в стране не с разрешения, но и не без разрешения властей. В официальном смысле они просто не существуют. – Я планирую туда вернуться. – В дыру? – Да. Там я почувствовал себя как дома. Еще нигде я не чувствовал себя как дома. Разумеется, мне рады везде, и я могу поехать куда захочу. Но это не одно и то же. – И почему вы испытали это чувство именно там? – Дело в остальных, наверное. В людях. – Вам нужны люди? – Я подумал о том, сколько красавиц, трейдеров – да кого угодно – он мог бы купить на свои деньги. – Правильные люди. В дверь постучала секретарша Мерсера. Она принесла пакет из «Макдоналдса». Для меня тоже. – Знаю, это дрянь, ну и черт с ним, – сказал Мерсер. – Я на этом вырос. Если не хотите, не ешьте, я не обижусь. – Никогда не отказываюсь от угощения, – сказал я. Он засмеялся. – Учтите, бесплатных угощений не бывает. Вы мне должны уже два обеда. Мы зашуршали пакетами и какое-то время молча жевали. Затем он сказал: – Я рад, что вы согласились встретиться. Я обязан перед вами извиниться. – Ну что вы. – Я только и ищу повода, чтобы назвать все происходящее аферой и выбросить из головы. – Даже после того, как сами там побывали? – Ну побывал, ну и что? Да, они построили какую-то инфраструктуру, но это еще не делает их древним народом, возрожденным из пепла истории. – Они просили у вас денег? – Отчасти я даже жалею, что нет. Это бы подтвердило мои подозрения, и я мог бы с чистой совестью назвать их аферистами. Выбросить все из головы. Но прошел уже год, а они просят только об одном: не болтать. – Не болтать? – Они не хотят привлекать к себе внимание. Боятся, что это нарушит их договоренности с Израилем. По крайней мере, раньше боялись. Видимо, что-то изменилось, раз они теперь в Интернете. – Какие они – эти люди? Он куснул бургер и принялся задумчиво жевать. – Они как евреи, которые только что обрели Израиль. Пока высокие технологии не порушили им весь кибуц. Теплые, сплоченные. Трудолюбивые. Попадаются и подонки, но их мало. Как правило, это специалисты, люди с высшим образованием. Сомневающиеся. Скептики. Они рады, что их вероисповедание не требует от них безусловной веры в Бога. – Он сунул руку в пакет и вытащил горсть жареной картошки. – Но вернемся к нашей первой встрече в парке. Я спросил вас про анализ ДНК, генетический тест. Вы тогда сказали, что на вас у них другие планы. Что вы имели в виду? Я пересказал ему слова Фруштика о второй волне возрожденных, которых они могли бы привлечь без исчерпывающих исследований Артура и научных изысканий Ли. Они надеялись, что потенциальный ульм способен уверовать без доказательств, просто услышав послание из Кантаветиклов. Затем я рассказал, что недавно ко мне приходили. Теперь я тоже знаю все про свой род. Сказав это, я испытал большое облегчение: пусть твиты писал не я, но генеалогическое древо – это уже кое-что. Даже если главная его часть дожидается меня в Израиле. |