
Онлайн книга «Незаурядная Маша Иванова»
– Ну, как поживаешь? – Валька протягивает Маше ножницы. – Спасибо, – говорит Маша. – Спасибо, хорошо? – Нет, спасибо за ножницы. Поживаю тоже ничего. Как ты? – Ух… Да тоже неплохо. Вот, женат, как ты заметила… – Честно говоря, еще не заметила. Твоя жена от меня куда-то прячется. Но много о вас слышала. Поздравляю. Как вы познакомились? – О, это интересно! – Стоп. Только не очень романтично рассказывай, а то я обзавидуюсь! Посуше пожалуйста, из снисхождения к одиночкам, – улыбается Маша. – Мы познакомились в пункте переливания крови. В выпускном классе. Я сдавал кровь, чтобы немного заработать и купить… Ну, в общем, не важно. Катя сидела тогда в соседнем кресле. А через какое-то время я снова вернулся, чтобы сдать кровь бесплатно – я обещал это медсестре. И Катя снова была там! В этот раз мы уже решили не мешкать и обменяться и именами, и телефонами. А потом и кольцами. Ну что, не очень романтично? – Нормально. Истории с медицинским уклоном во мне зависти не вызывают, – Маша отрезает уголок пакета с соком. – Ну, а у тебя что на личном фронте? – Валя встает, чтобы достать из шкафа три фужера. – Без перемен. Давай лучше о тебе. Где трудишься? – Я преподаю в университете. Попутно пишу диссертацию. – На тему? – Хм… Эволюция божественного сознания в литературных памятниках человечества. – Поняла все слова, кроме «хм», – смеется девушка. – Ну, в общем, как Бог у нас в литературе меняется от столетия к столетию. – Ну и как он меняется? – Гуманизируется. – А по-русски? – Хм… Добреет, в общем, – Валя ставит фужеры на стол и судорожно ищет, чем еще себя занять: передвигает с места на место сахарницу, вынимает салфетки из пакета и снова их туда засовывает. – Но это же все не достоверно, так? В литературе он такой, как о нем пишут люди, а какой он на самом деле, никто не знает, – рассуждает Маша. – Это тема для другой диссертации, – улыбается Арбузов. – И вообще, врут твои литературные памятники! Все время какие-то концы света прогнозируют, и ничего не сбывается! – Хочешь мое мнение? – Конечно! – Все даты – правда. И Бог действительно собирается все закончить. И сообщает об этом людям. Но каждый раз передумывает. – Почему? – Маша делает глоток сока прямо из пакета. – Чем-то мы его цепляем! Видимо, хочется ему посмотреть: что же дальше-то будет?! Вот он и переносит все время дату Армагеддона… – Интересное мнение… – Машка снова глотает из пакета, игнорируя жест Вали, подвигающего к ней фужер. – Надо срочно придумать, чем его удивлять будем, а то как-то не хочется того-этого… – Того-этого? Да я смотрю, вы уже спелись! – Олеська вплывает в кухню сразу с двумя бутылками шампанского. – Ладно, девчонки, побегу. Фужеры для коктейля вот в том стеклянном шкафу. Сами справитесь? – спрашивает Валя, не интересуясь ответом, поскольку сразу же закрывает за собой дверь. – Ну что? – Олеська в один прыжок оказывается возле самого лица подруги. – Ничего. Поговорили про его диссертацию. И про то, как он встретил жену. – А про тот день, в школе? – такое ощущение, что Олеська мега-близорука, и увидит Машкино лицо, только если придвинется к нему вплотную. – Не говорили, и не будем! – Машка тянет шею назад, чтобы хоть как-то очистить личное пространство от подруги. – Ну, как хочешь… Хотя зря, – пожимает плечами Олеська. – А я его жену видела. – Ну как? Красивая? – Слова «она» и «красивая», прямо скажем, пишутся в разных абзацах, – Олеська отхлебывает из своего фужера. – Мммм! Вкуснейший персиковый беллини! – Какая же ты противная! Так о незнакомых людях говоришь! – Машка следует примеру подруги и с удовольствием глотает холодный напиток. – Я противная? А кто сказал про моего бойфренда, что способность к анализу – свойство его мочевого пузыря, а не мозга? – Я. Но он тогда был уже твоим бывшим. О настоящем я бы ни-ни! – А про кого ты сказала, что он самодур и самокретин? – Про твоего начальника. – Боже, кто это? – фигура Олеськи подается вперед и замирает в позе охотничьей собаки, учуявшей зайца, а взгляд, наоборот, расслабляется и становится томным. – Говорю же, твой начальник! Но он реально таким был, судя по твоим рассказам, – Машка не понимает вопроса подруги. – Да нет же! Кто – он? – Олеська вытягивает длинный палец с алым ногтем по направлению к кухонной двери, в которую только что протиснулась мужская фигура: высокая, мускулисто-подтянутая, облаченная в немного тесные на ляжках джинсы и приталенную рубашку с расстегнутым воротником. Фигуру венчает нормальных пропорций голова с копной темных волос, которым там, пожалуй, как и ляжкам в штанах, немного тесновато. – Привет! Я – Корольков, – представляется фигура. – Привет! А мы узнали, – весело отвечает Машка. – Ты забыла закрыть рот, – шепчет она подруге и для верности толкает ее ногой под столом. * * * Машка стоит на холодном кафельном полу Валькиного балкона. «Подышать и подумать», – так она для себя решила. Она только что поздоровалась с другом своего детства Димкой Корольковым. Перекинулась с ним парой фраз. Он спросил: «Как Анатолий Борисович?». «Не плохо. Пишет мемуары о своей поездке в Африку», – ответила она. «А как твоя мама?», – задала она встречный вопрос. «Стала жаворонком. Говорит, это возрастное. Теперь у них с папой второй медовый месяц», – улыбнулся он. И все. Так чего же теперь ее так колотит и бросает в жар от мысли о том, что Олеська зачирикала с Димкой в своей обычной непринужденной кокетливой манере, а он увлекся и увлек Олеську в соседнюю комнату пощебетать о том, о сем? А, может, и потанцевать. Этого Маша не могла знать, потому как сразу выбежала из кухни и прибежала сюда. И вот стоит теперь здесь с бокалом в руках, в одной не по-ноябрьски тонкой кофточке, накинутой на и вовсе июльское платье. «Как дура!», – зло думает Машка. – Ну, чего ты тут одна, как дура? – слышит она за спиной. «Какой противный все-таки у Олеськи голос! – думает Машка. – И интонации, и тембр. Гадость!» – Что гадость? – спрашивает подруга. Кажется, Машка сказала последнее слово своей гневной мысли вслух. – Гадость этот твой беллини – сразу в голову дало, и в жар бросило! – Машка плохо врет, поэтому делает это очень редко и с потупленными в пол глазами. – Странно! А Димке понравился… Я его угостила, – Олеська сама того не ведая, попадает своим двенадцатисантиметровым каблуком прямо в ноющую середину Машкиной мозоли. – Он тааакооой клеееевый! |