
Онлайн книга «Жребий праведных грешниц. Стать огнем»
Только Нюранина юбка мелькнула, а Марфа успела отослать сына к Настеньке, как дверь распахнулась. Сорока. — Ты чего это мне мальца пугаешь? — напустилась на него Марфа. Бывший односельчанин, Данилка не вызывал у нее ни страха, ни почтения. — Куда прешь с грязными ножищами? — Замолкни, контра! По тебе за укрывательство раскулаченных тюрьма плачет. — Испугал ежа голой задницей! — Что тут за шум? — вышла в коридор Елена Григорьевна. — О, Данила Егорович! — Приветствую, Елена Григорьевна. Извините за беспокойство — служба. Ваша прислуга прячет раскулаченных Медведевых… — Барыня! — всплеснула руками Марфа. — Свекор из деревни прибыл погостевать. Нешто у него на лбу написано, что раскулаченный? — Тише, не ори, Марфа, — поморщилась Елена Григорьевна. — Свекра ейного, — продолжал Данилка, — мы взяли, но была еще кулацкая дочка. Где Нюраня? — А я знаю? — вопросом на вопрос ответила Марфа. — Нюр… кто? — переспросила Елена Григорьевна. Несколько часов назад Марфа представила ей Нюраню, сказала, что золовка поможет по хозяйству. Елена Григорьевна кивнула, разрешая, и добавила: «Какие вы огромные. Чем вас только кормят?» Теперь же она на голубом глазу изображала неведение. — Анна Медведева, — пояснил Сорока. — Здесь, увы, такой нет, — пожала плечами барыня. — Или вы хотите в моей квартире обыск произвести? — спросила она кокетливо и выпустила струю дыма. Сорока замялся. Елена Григорьевна рассмеялась. — Извиняйте! Всего доброго! — попрощался Сорока. — Не забывайте навещать меня, Данила Егорович. Вы настоящее украшение нашей скромной компании. Закрыв за Данилкой дверь, Марфа повернулась к барыне, ожидая услышать справедливые упреки, угрозы и предупреждения. Но Елена Григорьевна, только что спасшая девушку, казалось, тут же выкинула из головы свой добрый поступок. — Кофе остыл, — сказала она Марфе, — я забыла его выпить. Сварите мне новый, пожалуйста. Испуганная Нюраня до ночи просидела в кладовке. Когда Марфа, сбегав домой и обнаружив, что свекор прихватил только свой чемоданчик с инструментами, коротко сообщила Нюране: «Забрали Еремея Николаевича», — девушка не расплакалась, только еще пуще затряслась. Однако через пару часов из кладовки послышались горестные стоны. «Дошло до нее», — подумала Марфа. Но причина страданий Нюрани была в другом. — До ветру хочу, — кусала пальцы Нюраня, — во двор мне надо! — Пойдем, в клозет-сортир провожу. Уставившись на унитаз, Нюраня растерялась: — Дык… как тут? Я не смогу! — Смогёшь. Срать да ссать по-городскому не велика наука. Задирай юбку и садись. — Марфа, я боюсь! — заглянула в фаянсовый бочонок странной формы Нюраня. — Ага, оттель сейчас змей высунется и схватит тебя. — Ой-й-й! Нюраня попыталась спастись бегством, но Марфа ее удержала и силком водрузила на унитаз: — Как закончишь, газетами подотрись, видишь, тут заготовлено. Потом за эту чушку, что на цепочке висит, потяни — водой смоется. Нюраня подозрительно долго задержалась в туалете. Марфа пошла ее проверить. Благополучно справившись с нуждой, Нюраня играла с выключателем. Поворачивала маленький рубильник — под потолком вспыхивала лампочка. В обратную сторону поворачивала — лампочка гасла, становилось угольно темно. — Марфа! — задрав голову и не отрывая взгляда от лампочки, проговорила Нюраня. — Чудо какое! — Обыкновенное электричество. Сама Марфа еще не так давно боялась подойти к выключателю и просила, когда темнело, Мотрю: «Тыр-кни в него». Александр Павлович пришел домой поздно. Марфа приняла у него пальто, сапоги, поставила перед ним домашние туфли — обычный ритуал. — Крепкого чаю, — попросил Александр Павлович, — и рюмку твоей настойки. Марфа все это принесла на маленьком серебряном подносе — как барыня учила. Александр Павлович опрокинул рюмку, взял стакан с чаем в подстаканнике. Марфа стояла перед ним в гостиной, не уходила. — Спасибо, можешь быть свободна. — У меня к вам разговор просьбенный по личному делу-вопросу. Она несколько часов подбирала слова, чтобы они звучали по-городскому красиво. — Да? — поднял брови Александр Павлович и откинулся на спинку дивана. Марфа никогда и ни о чем лично для себя не просила. — Говори! Она рассказала все честно: про раскулачивание, что свекра арестовали в ее квартире, а Нюраню спасла барыня. И теперь надо Нюраню куда-то услать, спрятать. Муж Петр, родной брат Нюрани, да и сама Марфа в «политике обстановки» не сильны, поэтому и обращаются к Александру Павловичу. — Это опасно, — нахмурился он. — Нюраню пока я в кладовке держу, а потом в дровяном сарае могу схоронить. Сейчас приведу ее. Александру Павловичу стало стыдно — Марфа решила, что он видит угрозу только для девушки, хотя подразумевалось: опасно помогать врагам власти. Он уже сталкивался здесь с подобными женщинами: они органически не способны воспринять, что мужик может трусить, избегать опасности, даже не ввязавшись в драку. Возможно, благодаря подобным женщинам и вывелась сибирская порода мужиков, которых через колено не переломишь, они тебе самому шею одним мизинцем сломают. Нюраня и Марфа, обе в платочках, стояли перед сидящим на диване Александром Павловичем. Нюраня, как подобает скромной девушке, тупила взор, а потом все-таки не выдержала — скосила глаза на хрустальную люстру, играющую огнями. «Господи! — мысленно восхитился Александр Павлович. — Какие женщины!» Обе высокие, пропорционально сложенные, большие. Всё большое: головы, повязанные платками, руки, кисти, длинные шеи, плавно переходящие в крепкие плечи… Под юбками у них ноги… Какие, должно быть, ноги… Стройные, красивые, мускулистые, сильные… Вырастают из бедер, умопомрачительной контрабасной округлости… А груди! Лучше не смотреть, голова кругом идет, и не только голова. Заставить себя не таращиться на груди сибирячек требовало усилия. Александр Павлович даже закрыл глаза, как бы от усталости и в размышлении, но чертовы сиськи маячили… У Марфы они крупнее и отвислее… у девушки — козьими рогами, в стороны… Только какие же это рога? Это мед, собранный в прекрасные сосуды… «Остановись!» — приказал себе Александр Павлович и тут же стал рассуждать о том, что Марфа — зрелая налитая женщина, а девушка еще стройна… Так можно и оскандалиться! «Заткнись, похабник!» — приказал он себе еще раз. Открыл глаза, положил ногу на ногу, взял со стола газету, развернул и как бы машинально опустил ее на живот. — Как, говоришь, тебя зовут? |