Онлайн книга «Зак и Мия»
|
И как я раньше не додумался? Если гонять маму между больницей и музыкальной лавкой до самой выписки, то я получу вожделенные часы одиночества, а мама – необходимую разминку и свежий воздух. Наконец-то в голове начинает проясняться после морока химии. Главное, чтобы мама случайно не узнала, что существует iTunes. Она вытирает руки бумажным полотенцем, произносит: – Я еще мороженого захвачу! – и уходит. Елки-палки, аллилуйя! Я откидываю простыню и спускаю ноги на линолеум. Для новенькой за стенкой идет четвертый день. Судя по тому, что я слышал – и чего не слышал, – она по-прежнему одна. Мать навещает ее по утрам, но не задерживается. И не ночует, как моя. Сегодня утром раздалось клацанье вешалок в шкафу. Она все-таки сдалась и четыре дня спустя распаковала вещи. У нее уже должен быть подкожный порт под ключицей. После установки это место припухнет и онемеет. Туда, конечно, уже вставили катетер, так что она ничего не успеет почувствовать. Ее еще даже не тошнит от химии. В зависимости от того, что ей капают, тошнота может и вовсе ее миновать. Она будет тут еще три дня, потом на пять дней домой, до следующего цикла – так рассказала маме Нина. У новенькой остеосаркома. Пол: Женский Возраст: 17 Локация: Голень Стадия: Локализованный Блин, будь я на ее месте, я бы радовался: ее шансы прекрасны! Она что, не гуглила статистику? Не понимает, как ей повезло? Я бы сейчас ей сказал: не ной, скоро будешь дома. Слушай свою попсу, считай себе деньки до выписки. Правда, сейчас в палате № 2 играет не попса, а какой-то хип-хоп. Я подтягиваю штатив поближе к стенке, в надежде разобрать текст. Прижимаюсь к ней ухом, предварительно бросив взгляд в сторону коридора за круглым окошком, а то мало ли. Но медсестры мелькают мимо без всякого ко мне интереса, равно как и некто в кепке. Какой-то парень, моложе обычных посетителей. Я успеваю заметить у него воздушный шарик и игрушечного мишку. Судя по звукам, он заходит к моей соседке и встает у дальней стороны кровати, ближе к окну. Половину его слов не разобрать, да и говорит он меньше, чем она. Она, в свою очередь, буквально щебечет, и ее голос похож на пузырьки в лимонаде. Интересно, как он этого добился? – Фу, придурок, сними сейчас же, – смеется она. Тут до меня доходит, что этот гость, как и следует придурку, напялил на голову картонную утку, которую я принял за кепку. Почему ее это так развеселило? Теперь он зачитывает завтрашнее меню из синей брошюры и помогает ей расставить галочки. Рассказывает о какой-то вечеринке, которую она пропустила, и где ее искали некие Шая и Хлоя. – Не говори им ничего. – Я не сказал. – Вот и хорошо. Меня скоро выпишут. – Что это у тебя? – его голос приближается к нашей общей стенке. Я так и вижу, как он прикасается к бугорку под ее ключицей. – Это называется порт. – Ничего себе. А не больно? – Нет. Ну, или да. – А шрам будет? Долгая пауза, и она вдруг начинает рыдать. Я слышу каждый всхлип и каждый надрывный выдох. – Эй, ну ладно тебе. Сама говоришь – тебя скоро выпишут. – Угу. – Вот и не хнычь. Вскоре он уходит, и в окошке своей двери я вижу, как он хмурит брови – совсем как Эван, мечтающий поскорее свалить куда подальше. Журчание капельницы. Гул холодильника. В соседней палате тихо, и это ужасно тяжелая тишина, тяжесть будто просачивается сквозь гипсо-картон. Как с ней поговорить? Я становлюсь на четвереньки и стучу, как в прошлый раз. Стучу трижды. Хочу, чтобы она услышала: давай, включи свой жуткий музон. Включи на повтор, если хочешь. Я переживу. Но она не отвечает. – Зак, что ты делаешь? – рядом со мной оказывается Нина. – Да я тут… букву искал. – Букву? И как эта буква звучит на Морзе? – подмигивает Нина. На сегодняшней заколке в ее волосах красуется зверек вроде опоссума или квокки. Он тоже подмигивает. Я встаю и стукаюсь головой об клапан капельницы. – Я принесла твои таблетки, – Нина потрясает баночкой, как погремушкой, и многозначительно добавляет: – Сделать для тебя что-нибудь еще?.. У меня кружится голова. Я говорю: – Скажите новенькой, пусть врубит Леди Гагу. – Зачем? – Затем, что я не знаю, как это сказать на Морзе. Нина усмехается. – Вот бы не подумала, что тебе нравится Гага. – Я понимаю, просьба нестандартная, – говорю я и улыбаюсь, что почему-то всегда с ней работает. – Но в качестве исключения, а? Пожалуйста! Заметив краем глаза дневник возле кровати, я хватаю его, вырываю пустую страницу и пишу: Вруби Гагу. НАСТАИВАЮ! (Правда!) Кажется, я переборщил с заглавными и с восклицательными. Может, нарисовать смайлик, чтобы было ясно, что это не сарказм? – Да скачал бы Гагу себе в iTunes и слушал на здоровье, – говорит Нина. – Я не хочу сам слушать Гагу! – шепчу я и киваю на стенку – Я хочу, чтобы она слушала. Нина задумчиво складывает записку – Как скажешь. Только таблетки выпей, договорились? Нина кладет записку в карман и моет руки положенные 30 секунд. Кажется, что все 60. – А где твоя мама? – Ушла в магазин, за дисками. – За Гагой? – Ну да, щас, – фыркаю я. Нина смеется. – Ну ладно. Тебе как, нормально одному? – О, более чем! Мы оба улыбаемся, и она уходит. Каждую ночь, в районе трех, мама дает богатырского храпака. Надо как-нибудь записать, а то она не верит. Говорит, что никогда в жизни не храпела, и вообще почти никогда не спит. Но я-то знаю. Когда мама на пике храпа, я на пике бодрствования. Дело не в том, что меня будит мамин храп. Просто это специальный час: я просыпаюсь оттого, что мочевой пузырь переполнен, в третий раз за ночь бреду в туалет и больше не могу заснуть. Три утра, гнилое время. Еще слишком темно, уже слишком ярко, уже слишком поздно, еще слишком рано. Время вопросов, которые набиваются в голову и жужжат там, как пчелиный рой. Кто я? Шахтер? Завсегдатай «магазина на диване»? Альпийский лыжник? Музыкант? Жонглер? 3:04 – самое время задуматься, кто я такой. Костный мозг поступил от какого-то немца – это единственное, что врачам разрешено мне говорить. То есть, четырнадцать дней во мне сидит немецкий костный мозг. Вроде, меня пока не тянет на колбаски и пиво, и я не питаю нежности к кожаным тортикам, как у баварцев и тирольцев, но как знать? Может, я уже в чем-то не очень я. Алекс и Мэтт уже в шутку прозвали меня Хельгой. Говорят, что во мне поселилась какая-нибудь фройляйн с внушительным декольте и косами. Вся наша футбольная команда считает идею уморительной. |