Онлайн книга «Талисман отчаянных»
– Вы хотели поговорить со мной, и вот я перед вами, но не уверен, что могу вам хоть чем-то помочь. Я не знаю – и могу вам в этом поклясться, – где находится мадемуазель дю План-Крепен. Госпожа де Соммьер внимательно смотрела в лицо молодого человека, скорее выразительное и величественное, чем красивое. Но никакое лицо, пусть даже королевское, не могло взять верх над «тетей Амели». – И вы удовлетворены вашим незнанием? – Я вынужден им удовлетвориться, так как нигде не смог напасть на ее след. – Значит, надо прекратить поиски? Что означает, по-вашему, «нигде»? – Во всех тех местах, где я мог надеяться хоть что-то узнать о ней. Начиная от монастыря Благовещения и кончая замком де Гранльё, принадлежащим барону фон Хагенталю. – Разве барон не ваш отец? – По крови, о чем я не перестаю сожалеть, но не по душе. И, хотя я не устаю просить прощения у Господа, я продолжаю ненавидеть своего отца и ничего не могу с этим поделать. – Не смею вас спрашивать, по какой причине у вас такие отношения, поскольку меня это не касается. – Причина проста: он убил мою мать. – Веская причина. Но все это не имеет отношения к невинной, излишне романтичной женщине, которая слишком увлечена рыцарскими романами. Вы спасли ее. Она окружила вас ореолом, привязалась к вам. И вот вы, рыцарь без доспехов, живое повторение принца, чьим блеском освещена целая эпоха, вы пишете ей, обращаясь за помощью и прося привезти рубин, который ваш крестный перед смертью передал князю Морозини в качестве возмещения за совершенное в стародавние времена преступление. Этот рубин князь всегда носил с собой. И она крадет этот рубин. Ради вас! Она! Для которой честь всегда была дороже любых личных пристрастий! С каждым словом маркизы гнев ее все более возрастал. Аббат Турпен счел необходимым вмешаться. – Что, если мы будем говорить спокойнее и… в другом месте? Например, в ризнице? Маркиза мгновенно успокоилась. – Конечно, если вы считаете, что так будет лучше. Но мне больше нечего добавить. Теперь я хотела бы выслушать молодого человека. Гуго утратил присущее ему высокомерие, он был угнетен, подавлен, буквально уничтожен грузом странного сходства, грузом чужой недосягаемой мечты. – Я не писал этого письма! Сколько раз я могу повторять?! Быстрым шагом Гуго подошел к алтарю и упал на колени, протянув к нему руки. – Перед Господом, который меня слышит, клянусь спасением моей души, что никогда не писал ничего подобного! Он встал с колен и продолжал: – Да можно ли себе такое представить? Украсть драгоценный камень, исторический драгоценный камень из кармана своего родственника? За то короткое время, какое мы были знакомы, я успел оценить прямоту и несгибаемость мадемуазель. Вы знаете, мадам, что именно было в письме, в написании которого меня обвиняют? – Нет, конечно! Иначе бедняжка никогда бы не покинула наш дом! И куда, спрашивается, она направилась? Похоже, никто не видел ее в здешних местах! Скажите мне, где, кроме замка Гранльё, который обновляется с такой помпезностью и который стал принадлежать вашему отцу совсем недавно, он чаще всего живет? – Кажется, в Инсбруке, но я не уверен. Я не хочу ничего знать о его жизни. – Почему? – Не хочу слухов, сплетен. О нем говорят как о любителе женщин, и я предпочитаю знать об этом как можно меньше. Когда я вижу его, мне трудно сдержать свой гнев. Его успех у женщин! Моя мать умерла из-за его успехов, и теперь, кажется, по ее стопам идут другие! – И вы живете со своим гневом? – возвысила голос госпожа де Соммьер, с трудом удерживая свой. – Женщины влюбляются в вашего отца и умирают, а вы только подсчитываете количество жертв? Неужели вам никогда не хотелось встать на защиту слабых? Оберечь? Спасти? – Каким образом? – Объявив себя защитником несчастных жертв. – Иными словами, объявив войну родному отцу? Это невозможно. Хочу я того или нет, но он мне отец, а отца должно чтить. Посягать на отца – святотатство. – Даже если он убил вашу мать? – Я был ребенком… У меня нет доказательств. Нет их и в отношении всех остальных. Он всегда далеко, а женщина умирает… – И преступление остается преступлением! Пусть даже оно совершено через подставных лиц. Подставное лицо – орудие, а не виновник преступления. И если вы знаете, кто преступник, вы обязаны, да, обязаны перед всеми теми, кому еще предстоит проливать слезы! – противостоять ему всеми возможными средствами! – Какими? Напав на него с оружием в руках? Но это мой отец! Сообщив в полицию? Но донос гадок, а донос на отца – тем более! Почему вы думаете, что я не отомстил за мою мать? Потому что он мой отец! Я не могу, не погубив свою душу, пролить его кровь, способствовать его гибели! В свое время герцог Филипп Добрый менял любовниц одну за другой, и Карл, его сын, не восставал против отца! – Так вот чем вы себя успокаиваете? Однако насколько я знаю, ни одна из любовниц герцога Филиппа не умерла насильственной смертью, и распутство отца внушало сыну лишь отвращение, не более того! Гуго устало вздохнул и шагнул в сторону, собираясь подойти к аббату Турпену, который погрузился в молитву неподалеку от них. – Закончим этот разговор, нам никогда не прийти к согласию. Отцеубийство – самое страшное преступление в глазах Господа. – А позволять гибнуть невинным женщинам, зная, кто убил уже не одну из них, – это не преступление?! У вас гуттаперчевая совесть, Гуго де Хагенталь, вот что я вам скажу! – Мадам! Вы не смеете! Тем более в церкви! – В моем возрасте я смею все! Каждый день я готова предстать перед Господом. У меня остался еще один вопрос. Последний! В самом скором времени священная для вас персона сочетается законным браком с несчастной девушкой, откровенно недалекой и явно не подозревающей о будущем, которое ее ожидает. Церемония, семейная жизнь будет проходить на ваших глазах, поскольку «Ферма» находится неподалеку от Гранльё. И вы будете спокойно ждать того дня, когда для несчастной пропоют «De profundis»[11]? А ведь говорят, вы ее любите! – Мало ли что говорят! Я никого не люблю! – Понимаю, не любить гораздо удобнее. И понимаю, что нам больше нечего сказать друг другу. Но я все-таки скажу вам на прощание: если Мари-Анжелин дю План-Крепен будет найдена мертвой, ваш драгоценный родитель недолго будет наслаждаться радостями жизни. Он предстанет перед судом и даст отчет в своих злодеяниях. В нашей семье мужчины имеют обыкновение добиваться справедливости, а Мари-Анжелин им очень дорога. Маркиза обошла молодого человека и преклонила колени на молитвенной скамеечке в первом ряду. Опустив голову, она перекрестилась, а потом закрыла лицо руками. Закончив молиться, она обернулась и увидела рядом с собой аббата, с улыбкой смотревшего на нее. |