Книга Холодные дни, страница 47 – Джим Батчер

– Мерлин, – тихо сказал я. – Ведь это его печать?

Духоприют не ответил. Зачем говорить «ДА», если молчание не менее красноречиво?

Я судорожно сглотнул. Настоящий Мерлин – это не шуточки, Артур, Экскалибур и все прочее. Согласно легенде, Мерлин создал Белый Совет чародеев в хаосе рушащейся Римской империи. Он бросился в пламя горящей Александрийской библиотеки, чтобы спасти самые ценные тексты, помог создать Католическую церковь как сосуд, хранящий знание и культуру Европы в Средние века, способствовал взлету единых по форме и духу соборов. Существует бесконечное множество рассказов о Мерлине. Теория, популярная среди современных чародеев, гласит, что рассказы эти в большинстве своем – апокрифы. Черт возьми, да я и сам так считал!

Но сейчас, оглядываясь по сторонам, я внезапно почувствовал себя менее уверенным.

– СМОТРИ.

Духоприют вытянул свою длинную руку, все еще темную и едва различимую в слабом свете моего хемилюминесцентного стержня. Он прикоснулся к одному из камней, обрамляющих дверь, и тот вспыхнул изумрудным светом.

Я зашипел и заслонил глаза ладонью, успев заметить, что воздух внезапно стал потрескивать от энергии.

Духоприют коснулся второго камня, который тоже начал светиться. При этом в воздухе появилось ощущение накапливающейся энергии, почти осязаемое. Волосы на моих руках встали дыбом. Тогда-то я наконец осознал, что здесь происходит: Духоприют защитил оберегами то, что было за дверью, точно так же, как была защищена оберегами квартира Баттерса. Они, должно быть, подпитывались каким-то мистическим плутонием или чем-то в этом роде, генерировавшим столько энергии, что пройти сквозь нее было невозможно.

Гигантский дух потянулся к следующему камню, но помедлил, прежде чем прикоснуться к нему.

– ЗАПОМИНАЙ.

Камни. Они были будто клавиатура охранной сигнализации. Духоприют передавал мне комбинацию своей системы безопасности. Учитывая, сколько опасной энергии сейчас разлито в воздухе, было понятно, что если я когда-нибудь ошибусь в наборе кода, тогда… чтобы найти то, что останется от меня, понадобятся ищейка, доска для спиритических сеансов, классный судмедэксперт и армия Маленького Народца.

Я очень внимательно запоминал, на какие камни указывал Дух. Очень внимательно. Когда он коснулся последнего камня, гранитная дверь перед нами не пришла в движение – ее попросту не стало. Неистовая, разлитая в воздухе, яростная, неусыпно бдительная энергия ослабла и исчезла. Духоприют двинулся вперед, сквозь дверной проем. Я последовал за ним.

Мы оказались в уже знакомой мне пещере, и мою грудь пронзила фантомная боль нахлынувших воспоминаний.

Для подземной пещеры она была на удивление хорошо освещена. Когда я очнулся здесь в прошлый раз, то пребывал не в той форме, чтобы замечать детали, но сейчас видел, что из пола поднимались несколько крупных друз мерцающих кристаллов, нечто вроде бледно-зеленого кварца – это мерцание и освещало интерьер пещеры. Ни один кристалл по отдельности не давал адекватного освещения, но вместе они заливали все пространство пещеры изумрудным светом.

Корни пробурились в пещеру, свисая с потолка, и я понятия не имел, за каким чертом их сюда занесло. Ни одно растение не может пустить корни до глубины, на которой располагалась пещера. Во всяком случае, ни одно нормальное земное растение. С потолка медленно капала вода, и в тех местах, куда падали капли, и располагались друзы светящихся кристаллов.

На одной стороне помещения был впалый участок с мягкой землей длиной футов в семь, но очень неглубокий, не глубже самой мелкой ванны. Я узнал его, даже не рассмотрев разбросанных в беспорядке увядших виноградных лоз. Это была моя больничная постель, в которой месяцами покоилось мое тело, пока Мэб и Духоприют трудились над помпами жизнеобеспечения, а мои сознание и душа играли роль Каспера[33].

Мою грудь снова пронзила острая боль, и я отвел глаза. Пробуждение от той необычной дремоты было в первой двойке или тройке моих самых болезненных переживаний за всю жизнь. Что-то во мне изменилось. Не из-за боли, которую я испытал, хотя она оказалась адской. Осматриваясь в этой пещере, я чувствовал, что муки были лишь побочным эффектом более глубокого и более значимого сдвига в моем мировоззрении – в том, как я воспринимаю себя, вижу себя, взаимодействую с окружающим миром.

Огонь – не всегда элемент разрушения. Классическая алхимическая доктрина гласит, что огонь властвует еще над одной областью – изменением. Пламя моих страданий оказалось не просто болью, которую нужно было вынести. После всего пережитого я изменился.

Не в худшую сторону, я в этом уверен – во всяком случае, пока не в худшую. Но только идиот или съехавший нахрен с катушек тип остались бы самими собой перенеся то, что перенес я.

Поморгав, я вынырнул из своей задумчивости и увидел, что Духоприют наблюдает за мной. Пристально и напряженно.

– ПАМЯТЬ, – сказал он. – РАЗМЫШЛЕНИЯ.

Я нахмурился:

– То есть?

– ЭТО МЕСТО.

Я с минуту обдумывал сказанное им:

– Ты хочешь сказать, что я погрузился во внутренний монолог, потому что оказался здесь?

Духоприют, похоже, не счел нужным что-либо уточнять:

– ПАМЯТЬ. РАЗМЫШЛЕНИЯ.

Я вздохнул:

– Что ж, если мне потребуется срочно над чем-то поразмышлять, теперь я знаю, куда идти. – В пещере было зябко и сыро, а в воздухе стоял сильный запах плесени и земли. Я медленно повернулся вокруг, осматривая все помещение:

– Как ты называешь это место?

Духоприют ничего не сказал и даже не пошевелился.

– Понятно, – сказал я. – Думаю, ты вообще никак его не называешь.

Я сжал пальцами переносицу, обдумывая ситуацию:

– Для чего предназначена эта пещера?

– УДЕРЖАНИЕ.

Я нахмурился:

– Кгм. Удержание чего?

– НАИМЕНЬШИХ.

– Наименьших в чем? – спросил я, теряя терпение.

Духоприют молча смотрел на меня.

– Э-э… Гарри… – сказал Боб слабым голосом. – Может, тебе стоило бы взглянуть на кристаллы?

Я покосился на череп, пожал плечами и подошел к ближайшей друзе. Пару секунд я постоял возле нее. Это была большая гроздь, футов двенадцать в длину и около четырех-пяти в поперечнике. И… и сквозь полупрозрачные кристаллы были видны мелькающие тени, что указывало на то, что в полу под кристаллами была пустота, как на том лежбище, где происходило мое возвращение к жизни. По сути…

Я нахмурился и наклонился ближе. Под кристаллом виднелись очертания чего-то или кого-то. Непонятный расплывчатый образ многократно преломлялся в разных кристаллах, и выглядел нечетким, но я всматривался в него, стараясь расфокусировать глаза и смотреть как бы сквозь изображение, так, как поступают с «волшебными картинками» в детских комнатах торговых центров.