Книга Аргидава, страница 33 – Марианна Гончарова

Машка уставилась на Игната, ожидая продолжения. А он похлопал себя по животу. Звук был довольно звонкий, как если бы хлопать по столу, накрытому клеенкой.

– Тетрадь? Как ты ухитрился?

– Ты так долго возилась с пуговицами старой куртки отца Васыля, а я так галантно с тебя ее снимал, что этому гэбисту надоело, он вообще еле терпел и не мог дождаться, чтобы мы покинули кабинет, стоял и ногами перебирал. Он ведь даже не спустился за нами вниз. Наверняка кинулся дневники смотреть.

– Украдет. Как вилки Мирочкины…

– И не сомневаюсь. Я же его еще со студенческих лет помню. Когда он приезжал в универ, Сашка сразу сникал. Вурдалак он, этот Корнеев, Машка. Бездушный. Бессовестный. Сашка однажды признался, что рядом с этим чуваком температура воздуха ниже, чем вокруг. Говорил, что, в машине если ехать, никакого кондиционера не нужно. А в его комнате – вообще холодильник. И еще… Он просил тебе не говорить, но сейчас, я думаю, можно. Только ты себя не вини. Сашка, наоборот, тебе благодарен, что хоть кто-то сказал его дядьке правду.

– Ну говори уже!

– После того злополучного дня рождения, когда ты… Когда мы… Ну, вилочки помнишь? Короче, Корнеев его избил. Саша несколько дней лежал.

– Это я виновата… – всплеснула руками Машка. – И отец Васыль умер! Господи, ну что это?! – беспомощно смотрела она на Игната.

– Вот я думаю, что гэбисту сейчас в храме делать? Говорит, что у отца Васыля не выдержало сердце. Умер своей смертью. Зачем тогда Корнеев тут? Что в таком случае он тут делает? Хотя одна версия есть.

– …?

– Маха, ты же видела у него в доме: он не просто коллекционер. Он повернут на антиквариате! Мне иногда кажется, что он убить может, что он душу заложит, если ему понадобится какая-нибудь там… чернильница шестнадцатого века.

– Или старый дневник.

– Или дневник. С указанием, где лежит эта самая условная чернильница.

– Или не чернильница… Ой, Игнат, смотри, кто это?

По направлению к музею, явно к Маше с Игнатом, решительно шел человек. Прищурившись, Игнат привстал:

– Так… Это по нашу душу. Тетради же пронумерованы. И записаны в каталог. Что делать? Куда ее деть?

Откуда-то из-за лестницы вдруг возникла девочка Макрина. Почти незнакомая им. Незнакомая настолько, что они даже не знали, умеет она говорить или нет, понимает их или нет.

Однажды, когда Игнат, Сашка, Маша и Лушка искали отца Васыля, им навстречу выбежала Макрина. Маша поманила ее, угостила яблоком и спросила:

– Не видела, где отец Васыль? Сказали, что в крепости где-то, а мы найти не можем…

Девочка обхватила двумя ладошками яблоко, надкусила его и поднесла его другим бочком к губам Маши, мол, кусай.

– На!

Маша откусила:

– Спасибо. Вкусно.

Макрина зарделась, разулыбалась и поднесла яблоко к губам Игната:

– На. Кусна.

Игнат, смеясь, принимая игру, тоже откусил кусочек:

– Мммм! Вкусно! Спасибо.

Девочка, пряча улыбку, с важной серьезностью, повертев яблоко, чтобы найти там необкусанный бочок, поднесла его к губам Сашки-старателя. Тот наотрез отказался. Крикнул раздраженно:

– Я не ем фрукты! – Добавил: – Не видишь, я курю.

Девочка занервничала. На глазах появились слезы. Она трясла перед Сашкиным лицом яблоком:

– Кусна! Кусна! На! Кусна!

И Маша потрогала ее за плечо:

– Давай-ка я. Я хочу еще кусочек. Вкусно.

Девочка с надеждой обернулась, рассмеялась облегченно, не вытирая вытекшую из глаза чистую, легкую слезу, и протянула яблоко Маше.

– Вкусно. И ты, – поднесла Маша яблоко к губам Макрины.

– Кусна.

Так они откусывали по очереди, повторяя «кусна». Один кусок Маша отдала Лушке, которая не сводила с яблока глаз.

Макрина опять засмеялась и присела рядом с Лушей на корточки. Ребенок и собака весело смотрели друг на друга. Собака подала Макрине лапу, но девочка не знала, что делать, тогда Лушка подошла к девочке совсем близко, аккуратно, бережно положила Макрине свою огромную голову на плечо и пропела:

– Айлавю.

Макрина обняла собаку за шею, и обе, прикрыв глаза, замерли. А тут и отец Васыль показался на дороге, ведущей от Турецкого моста к храму и дальше – в крепость.

– Какая замечательная компания тут собралась, – наклонясь, помогая Макрине встать, легко, привычно взял ее ладошку в свою руку. – Заждались. Пойдемте ко мне чай пить. Матушка пирог с капустой с утра пекла.

Макрина показала пальчиком вверх, на дом, стоящий у моста, и вежливо, старательно произнесла:

– Ма-ак’ина. Там. – И, кокетливо склонив головку, прелестно улыбнувшись, добавила: – Нада.

Сказала, подняла руку отца Васыля повыше и подсунула свою пшеничную кудрявую голову под его ладонь.

– Иди, моя квиточка. Иди с Богом, детонька, раз надо, – перекрестил ее отец Васыль.

Макрина побежала наверх, следом за ней ринулась было Лушка, но, оглянувшись на Машу, остановилась, села и долго смотрела девочке вслед.

Вот так это было. Собственно, больше ребята Макрину и не встречали. Только вспоминали, улыбаясь, и мечтали еще встретиться. А тут она сама вынырнула откуда-то и бросилась обнимать сначала Машу, а потом Игната. Она порылась в своей корзинке, Игнату вручила конфету – «кусна», а Маше – красивый речной камешек. Поискала что-то внизу, подняла на ребят глаза и спросила:

– А-лав-у? А-лав-у?

– Дома. Спит, – ответила Маша, сложив ладошки под щекой, показывая, как спит Луша.

– Спит. А-лав-у! – повторила Макрина и понеслась, ковыляя, переваливаясь на неровных своих крепких ножках. Пробегая мимо незнакомого ей и опасного человека, она остановилась, показала пальчиком вверх, на дом у моста, что-то пробормотала, обогнула встречного опасливо и побежала быстрей, не оглядываясь.

Убежала Макрина, унося с собой то, что Игнат сунул ей в корзинку.

Видение

…Ненастье вернулся в дом свой, в Аргидаву, тихое мирное селение, его убежище. Он чувствовал себя здесь в совершенной безопасности. Отдыхал. Зализывал раны. Тут лечили больных и раненых. Награждали отважных, казнили струсивших. Тут, в Аргидаве, вождь принимал вождей иных племен, чтобы взять в союзники, послов иных держав с данью назначенной. И не в поле принимал или кибитках из шкур. Принимал во дворцах деревянных резных, срубленных умело. Квасом потчевал, хлебом, мясом с солью и медом душистым. И выкупил наконец из плена у лесного вождя Ют, вожделенную принцессу германскую, и жрецов ее.

Он уж который день задумчив был, крутил кольцо Либитины в руках, когда к нему в покои незаметно и бесшумно проникла нянька его Равке.