Книга Теплая Птица, страница 49 – Василий Гавриленко

Илана кивнула мне, ничего не сказав. Стало даже немного досадно, что она не отметила мою красоту.

– Илана Олеговна, – обратилась к моей подруге одна из девушек. – Можно вас на секунду.

Илана подошла к столу, где уламывали мужчину со слуховым аппаратом. Вместе с девушкой она принялась что-то втолковывать мужику, как будто жонглируя золотистыми бутылочками.

– Можно?

Я обернулась: парень, на вид лет двадцать, неухоженный, с темными кругами под глазами.

– Я по объявлению, – сообщил он смущенным голосом. – Здесь на работу принимают?

– Здесь, – сказала я. – Проходите. Присаживайтесь.

Человек, которому суждено было стать моим первым клиентом, смущенно поглядывая на вырез моего платья, протиснулся в кабинет и опустился на стул за свободным столом. Я села напротив него, еще больше смутив парня оголившейся при наклоне грудью.

– Меня зовут Марина. Я менеджер компании «Чистая Жизнь».

Казалось, даже моему языку было приятно произносить это слово «менеджер». Клиент молча смотрел на меня.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросила я. – Как зовут, откуда приехали?

Почему-то я и в мыслях не допускала, что к нам может прийти устраиваться москвич: и не ошиблась.

– Меня зовут Кирилл, – проговорил парень, не зная, куда девать глаза: они так и норовили обследовать мою грудь. – Я два года назад приехал из Пензенской области поступать в МГУ. Сейчас на втором курсе.

Стрела зависти кольнула мое сердце: приехал, поступил, уже на втором курсе.

– Хорошо, Кирилл. Где-нибудь раньше работали?

– Подрабатывал курьером, но недолго, около полугода. А еще, – парень покраснел, – раздатчиком салатов в «Тайской утке».

«Зачем тогда говорить, если так стыдишься, – с неприязнью подумала я. – Честный какой».

Кирилл мне не понравился: лох – сказала бы Ольга, моя соседка по квартире в Свиблово. Было неприятно, что он украдкой поглядывает на мою грудь: хотелось одернуть платье, чтоб не чувствовать себя обезьянкой в зоопарке.

– Кирилл, вы прошли предварительное испытание. Теперь вы главный претендент на должность старшего менеджера с зарплатой сорок тысяч рублей.

Его лицо не выразило ровным счетом ничего. Болван какой-то.

– Но прежде чем быть допущенным к собеседованию с начальством, вы должны приобрести…

Я достала из-под стола пластиковую желтую упаковку, и поставила перед собой.

– Что это?

– Это продукция нашей компании. «Чистая Жизнь», бальзам долголетия. Очищает кожу, избавляет от кругов под глазами.

– Но…

– Так же им можно пользоваться, как шампунем. Волосы становятся шелковистыми, блестящими.

– Но мне нужна работа, а не шампунь.

– Кирилл, – с выражением страдальческого терпения сказала я. – В нашей компании все сотрудники покупали бальзам перед собеседованием с начальством. И я покупала, и вот Илана Олеговна. Все.

– Хорошо, – он неожиданно решился. – Сколько это стоит?

– Три тысячи рублей. В этой упаковке десять бутылочек.

Кирилл достал кошелек: мое сердце сжалось. Это был точь-в-точь кошелек моей матери. Кожаный, потрепанный, с вдавленным гербом: серп и молот. Изнутри, – я это точно знала, – маленькая этикетка: «Фабрика кожевенных изделий „Марксист“. Сделано в СССР».

«Что же я делаю?! – молния, всполох. – Кого же я обманываю?»

Но совесть – это всего лишь мгновенье.

Легли на стол три синие бумажки.

– Через три дня мы позвоним вам, – сказала я, накрывая деньги ладошкой.

– Я могу идти? – спросил Кирилл, пряча кошелек.

– Да, конечно.

Он поднялся.

Уже у самой двери Кирилл обернулся:

– До свиданья, Марина.

Улыбнувшись ему, я кивнула. Кирилл скрылся за дверью. Теперь – в студенческое общежитие или к своей тете-москвичке, попрекающей за каждый прожитый у нее день, с пустым кошельком, с упаковкой «Чистой Жизни», с надеждой – через три дня позвонят и все изменится.

– Однако, у тебя талант, – сказала Илана, принимая у меня деньги. – Почти без подготовки, с листа, «уломать»… Немногим это удавалось.

Илана хвалила меня, но глаза ее были грустны.

Я проработала в «Чистой Жизни» ровно год, – до того августовского дня, когда в моей жизни появился Он. К тому времени я стала одним из лучших «менеджеров» компании, Ирина Мухамедовна хвалила меня, ставя в пример другим «гербалайфщикам»; лица «клиентов» слились в единый поток, я улыбалась, поправляла платье на груди, принимала деньги за бальзам, – все автоматически, бездумно. Я стала профессионалом.

Почему-то Илана отдалилась от меня (не иначе, она позавидовала моему успеху), но я недолго горевала. В квартирке в Свиблово я сблизилась с Ольгой, бесшабашной и веселой девицей, мы ходили с ней в кино, даже пару раз были в ресторане.

У Ольги была мания – подцепить богатенького папика.

– Гербалайф не вечен, Марина, – говорила она, когда мы под руку шагали по вечерней Тверской. – В конце концов, нашу шарашкину контору прикроют. Сколько веревочке не виться… Ну, ты понимаешь. И тогда придется убираться из Свиблово, а найти новую работу, новую квартиру? Большой вопрос… Я, например, скорее брошусь в реку, чем вернусь обратно в Мухосранск. Жить среди быдла, когда ты видела все это…

Ольга окидывала взглядом красиво подведенных глаз улицу, сверкающую огнями.

– Оль, ну почему сразу «быдла»? – слабо протестовала я.

– А что, в твоем Урюпинске не одно пьяное быдло?

За пределами МКАД для Ольги, кажется, существовали лишь два города – Мухосранск и Урюпинск, оттого с ней совершенно невозможно было спорить.

– Марин, нужно во что бы то ни стало зацепиться в Москве. Понимаешь, во-что-бы-то-ни-ста-ло! И самый лучший способ это…

– Подцепить богатого папика.

– Умничка, уразумела.

Как именно Ольга пыталась подцепить папика, я видеть не могла. Охота, по выражению моей подруги, это дело сугубо индивидуальное, свидетели и сочувствующие здесь ни к чему.

Вечером каждой пятницы Ольга надевала длинное бордовое платье («цвета страсти» – по ироничному выражению Иланы), небрежно накидывала на плечи короткую норковую шубку (пять лет экономии) и выпархивала из квартиры в ждущее у парадного такси. Она возвращалась в два, а то и три часа ночи, всегда навеселе. Не снимая шубы, гремела крышками сковородок в поисках завалявшейся котлетки и, не раздеваясь, валилась на свою кровать, не обращая ни малейшего вниманья на ворчанье потревоженных Иланы и Жанны.

Наутро Жанна непременно спрашивала: