Онлайн книга «Теплая Птица»
|
Киркоров кашлянул, вынул из-за пазухи портсигар. Взял сигарету, чиркнул зажигалкой. Запах дыма был горьковат и защекотал ноздри. Киркоров протянул портсигар Снегирю, затем – мне. «Не курю», – хотел было сказать я, но, решив, что это будет выглядеть как-то… по-бабьи, взял сигарету. – Музейные, – вдогонку похвастался Киркоров. – Редчайший табачок. Такие сам Сталин курил. – Ну, уж прям – Сталин, – усомнился Снегирь, выпуская дым через ноздри. – Не веришь? Смотри! Киркоров сунул под нос Снегирю портсигар. На серебристой крышке – выпукло – усатый во френче, в зубах – трубка; под портретом шесть букв – «СТАЛИН». Снегирь не обратил внимания на трубку в зубах вождя и, пожав плечами, сплюнул. – Ну, лады. Сталин так Сталин, какая хер разница? Странный ты, Киркоров. Я поднялся, бросил окурок, – тот зашипел, как видно, угодил в лужу. Расправил спину, вскинул рюкзак на плечо. – Пошли! Нет времени на трындеж… Метров через триста показался новый зал. Снегирь подал знак: нужно вскарабкаться на платформу. Дальше – переплетение многочисленных лестниц и переходов, я диву давался, как он ориентируется здесь. Наконец, когда мы свернули налево, находясь перед двухпутной развилкой, я не выдержал. – А ты, Снегирь, похоже, часто ходишь этими тропами? – Раз в год, – отозвался Снегирь. – Тогда я не понимаю… – Что тут понимать? Смотри! Он навел фонарь на стену прямо перед поворотом. Я пригляделся. Тонкая зеленая стрелка указывала направо. – Зеленая стрелка – путь на барахолку, красная – в Сокольническую глухомань, синяя – к измайловским мародерам, желтая – на ВДНХ. Все просто. – Все так просто, все так сложно, мы ушли в открытый космос, – пропел под нос Киркоров. – Кончай ты со своей пидорасней, – окрысился на него Снегирь. Киркоров сплюнул и заткнулся. – Стоп! – Снегирь замер. – Кажись, пришли. Где-то здесь должен быть люк… Шум голосов оглушил меня. Я никогда не видел столько людей сразу – они двигались поодиночке и группами в сторону каменной рогатой чаши. Одетые в тряпье и добротные кожанки; с оружием или без; увечные, здоровяки, старые, молодые; почти все тащили на закорках огромные баулы, кое-кто даже вез санки, доверху груженные тряпьем и железками. На нас, как-никак, только что вылезших из-под земли, никто и не посмотрел. – Добро пожаловать на барахолку, – сказал Снегирь, прикрывая крышку канализации. – Да, – Киркоров с явным наслаждением втянул в легкие воздух. – Обожаю этот запах. Пахло и вправду приятно – жареным мясом, сеном, дымком. – Будьте начеку, – предупредил Снегирь. – Здесь кишат особисты. При этих словах меня задел плечом закованный в кожу длинноволосый мужик и, процедив что-то сквозь зубы, проследовал мимо. – Вот видите, – качнул головой Снегирь. – Не исключено, что этот орангутанг и есть… Пошли скорей – не до запахов. Снегирь явно нервничал, оглядывался по сторонам, словно кролик, выскочивший из норки. Над входом в каменную чашу красовалась надпись: «Стадион Динамо», перед чугунными воротами стояли двое с автоматами. Приблизившись к воротам, Снегирь перестал быть похожим на испуганного кролика, теперь, скорее, он был похож на расслабленную обезьяну. – Здорово, братаны, – бросил автоматчикам. – Вонючий дикарь тебе братан, – в общем, миролюбиво, отозвался один из охранников. – Кто такие? Его товарищ подозрительно зыркнул на рюкзак у меня за плечом. – Мародеры с Района Третьего Кольца. Бескудниково знаешь? – Не знаю, но ясно, что из жопы. Автоматчики заржали. Снегирь заржал вместе с ними. – Ну и нахер вы приперлись из своего Бескудникова? – автоматчик сплюнул на рыжий от мочи снег зеленоватый комок. – Мы как все, братан, – осклабился Снегирь. – Толкнуть кое-что, дашь на дашь. – Толкнуть, значит? Охранник долгим взглядом окинул меня. Стало неуютно, совсем неуютно. – А что именно вы собрались здесь толкнуть? Капля холодного пота побежала по спине. Я сдвинул лопатки. За нами образовалась очередь из навьюченных баулами людей. Толпа надавливала: – Вы че там, блядь, застряли? – Пропускай этих пидаров, либо расстреливай, долго мы тут будем спины ломать? Один из охранников явно занервничал, но его напарник упрямо стоял на своем. – Счас я тебя пропущу, – крикнул он в толпу. – Счас я тебя, сука, на тот свет пропущу. Он обратил к Снегирю перекошенное лицо: – Что в рюкзаке? – Братан, – Киркоров приблизился к автоматчику. – Зачем ты так? – Назад, пидор. Ствол автомата уперся в живот Киркорову. Но, кажется, кроме меня этого никто не заметил, серебряный портсигар со Сталиным на крышке перекочевал из руки Киркорова в карман охранника. – Проходите. Обливаясь потом, я проследовал в ворота. Черт подери, надо же! – Я думал, взрывчатка не запрещена на барахолке, – шепнул я Снегирю. – Не запрещена, – он ухмыльнулся как ни в чем ни бывало. – Если ты не хочешь ее толкнуть, то не запрещена… – Киркоров. – Чего тебе? Я пожал одноглазому руку. Он кивнул, поведя плечами. – Жалко портсигар. – Новый найдешь, – убежденно сказал Снегирь. Зрелище, распахнувшееся перед нашими глазами, было грандиозным. Чаша стадиона напоминала муравейник со срезанной макушкой. Люди копошились на дне и на трибунах, в воздухе висел ни на минуту не умолкающий гул. И, ступив в тесные ряды, мы стали частью этого гула. – Меняю книгу на жратву! – Братан, постой, взгляни, какой покрой! – Ушанка, кому ушанка! – Валенки уперли! Валенки! Снегирь уверенно шагал по рядам, отнекиваясь от назойливых торгашей, отталкивая проституток, буквально вешающихся на шею. – Какой значок! Тощий оборванный юнец вцепился в грудь Киркорова, пытаясь сорвать значок. Тот, не долго думая, размахнулся и двинул кулаком по распухшей от голодухи физиономии. Юнец отлетел в сторону, на разложенный торгашами металлолом. – Сука! – по-собачьи заскулил он. – Сука е… ная! Мне же на руку повисла женщина с разорванным ртом – черные, кривые зубы выглядывают, как зверьки из норки. |