Онлайн книга «Она & он»
|
– Я вас слушал, – возразил Пол. – Просто в тот вечер мозги у меня были слегка набекрень. Надеюсь, можно не напоминать вам про обстоятельства нашего знакомства? – Признавайтесь, чем вы так огорчены! Пол достал из кармана лист бумаги и дал ей. – Я получил это вчера вечером. Миа остановилась, чтобы прочесть написанное. «Дорогой Пол, я счастлива, что ты приедешь в Сеул, хотя у нас не будет возможности быть вместе столько, сколько мне хотелось бы. Книжная ярмарка накладывает на меня профессиональные обязанности, от которых я не могу уклониться. Ты будешь приятно удивлен приемом, который тебе окажут твои читатели. Ты нужен им гораздо больше, чем я. Ты здесь знаменитость, тебя ждут с нетерпением. Готовься, ты будешь нарасхват. А я постараюсь выкроить время и показать тебе мой город, если твой издатель нас отпустит… Я бы с радостью поселила тебя у себя, но это невозможно. Я живу в одном доме с родителями, и отец – человек строгих правил. Мужчина, ночующий у его дочери, – это недопустимое для него нарушение правил приличия. Догадываюсь, что ты будешь разочарован, разделяю твои чувства, но, пойми, нравы и традиции здесь не такие, как в Париже. С радостью жду встречи. Счастливого пути! Твоя любимая переводчица Кионг». – Довольно прохладно, – согласилась Миа, отдавая ему письмо. – Просто лед! – Не надо преувеличивать. Попробуйте прочесть между строк. Ее письмо кажется мне очень целомудренным. – Когда она бывает в Париже, я бы не назвал ее целомудренной. – Там вы будете у нее, это совсем другое дело. – Вы женщина, должны читать между строк лучше меня. Любит она меня или нет? – Уверена, что любит. – Тогда почему бы не написать об этом? Так трудно в этом признаться? – Целомудрие мешает… – Когда вы любите мужчину, вы ему об этом говорите? – Необязательно. – Что же вам мешает? – Страх! – выпалила Миа. – Страх чего? – Страх напугать. – Как все это сложно! Что же делать, когда любишь: говорить или не говорить? – Лучше немного подождать. – Чего ждать? Пока не станет поздно? – Чтобы не оказалось рано. – Как понять, что наступил момент открыть правду? – Думаю, когда будете уверены. – А вы были уверены? – Да, так и произошло. – И вы признались ему в любви? – И это тоже. – Он тоже признался вам в любви? – Да. Лицо Миа омрачилось, и Пол это заметил. – Вы только что расстались, а я так грубо напомнил вам о вашей беде. Так эгоисточно с моей стороны! – Нет, скорее трогательно. Если бы всем мужчинам хватало смелости показывать, что и они уязвимы, от этого очень многое изменилось бы. – Думаете, мне надо ей ответить? – Я думаю, что вы скоро увидитесь, и при личном общении она не устоит перед вашим обаянием. – Вы ведь надо мной насмехаетесь? Знаю, я смешон. – Вовсе нет, вы откровенны. Не смейте меняться! – Как насчет вафель с «Нутеллой»? – Я не против, – согласилась Миа со вздохом. Пол подвел ее к киоску, купил две порции вафель и отдал первую Миа. – Если бы он вернулся, – заговорил он с набитым ртом, – если бы попросил прощения, вы бы дали ему второй шанс? – Даже не представляю! – Он не звонил вам с тех пор, как… – Нет! – перебила его Миа. – Вон там фонтан, в котором дети пускают кораблики, но детей у нас нет, а вон там предлагают покататься на ослике – не желаете? – Честно говоря, не очень. – Отлично, ослов с меня и так хватает. Там теннисные корты, но в теннис мы не играем. Кажется, все. Идемте, мне осточертел этот сад и целующиеся парочки. Пол вывел Миа на улицу Вожирар, потом они спустились по улице Бонапарта и дошли до площади Сен-Сюльпис, где раскинулся блошиный рынок. Они долго бродили среди рядов, пока не остановились у одного из прилавков. – Симпатичные, – сказала Миа, глядя на старинные часы. – Да, но суеверие помешало бы мне носить предмет, принадлежавший раньше другому человеку. Вернее, мне потребовалась бы уверенность, что этот человек был счастливчиком. Не смейтесь надо мной, я верю в память вещей. Они излучают хорошие и плохие волны. – Неужели? – Несколько лет назад я купил на таком вот блошином рынке хрустальное пресс-папье. Продавец утверждал, что это вещь девятнадцатого века. Я ни капли ему не поверил, но внутри пресс-папье было искусно выгравировано женское лицо. С того дня, как я сделал эту покупку, меня преследуют неприятности, попросту говоря, не жизнь, а сплошное дерьмо. – Какого рода дерьмо? – А вам идет время от времени произносить грубые слова. – Как это? – Не знаю, при вашем выговоре это звучит сексуально. Так о чем мы говорили? – О ваших неприятностях. О сплошном дерьме. – Нет, вам это действительно идет! Началось с прохудившегося крана, назавтра сломался компьютер, потом моя машина угодила на штрафстоянку, меня свалил грипп, в понедельник соседа снизу хватил инфаркт, а стоило мне поставить чашку с кофе на письменный стол рядом с пресс-папье, как она опрокидывалась. Наконец, у чашки отломилась ручка, и я чудом не обварился. Тут я заподозрил пресс-папье в зловещей силе. Помните, я жаловался вам на синдром пустой страницы? Так вот, это была хроническая пустота, белизна, как на вершине Килиманджаро. Потом я споткнулся о ковер, шлепнулся ничком на пол, сломал себе нос. Видели бы вы меня: весь в крови, сижу запрокинув голову, ору на всю квартиру! В итоге потерял сознание. На счастье, у одного из моих коллег-писателей обнаружился дар ясновидения. Раз в две недели ужинаем с собратьями по перу в бистро, травим байки. Кстати, пора перестать посещать эти сборища, тоска смертная! В общем, увидев мой заклеенный нос, он проявил обеспокоенность моей судьбой. Когда я поведал ему, что со мной творится со времени покупки пресс-папье, он зажмурился и спросил, не выгравировано ли на хрустале женское лицо. – Вы ответили, что да? – Возможно, уже не помню. Одним словом, он посоветовал поскорее избавиться от этого предмета, но, главное, постараться его не разбить, чтобы не высвободить мрачные силы. – Вы отнесли его в мусорный контейнер? – спросила Миа, стискивая зубы, чтобы не рассмеяться. |