Книга Коллекционер, страница 102 – Нора Робертс

– Непосредственно? Но как?

– Если мы собираемся плести настоящий разговор, я хочу настоящей еды.

Он открыл холодильник, посмотрел на скудное его содержимое. Заглянул в морозилку.

– У меня есть замороженные вафли.

– Продано. Он отшельник, и нам неведомо, где он сейчас живет. Что, если он в Люксембурге? И ты скажешь, что мы сейчас прыгнем в твой самолет и отправимся в Люксембург? Я никогда к этому не привыкну.

– Подчеркиваю, он не мой. Принадлежит семье.

– При таком богатстве он выстроит вокруг себя неприступные стены. Метафорически.

– Метафорические стены состоят обычно из людей: адвокатов, бухгалтеров, телохранителей. Люди убирают дома, готовят обеды. У него есть доктора. Он собирает предметы искусства, и об этом кто-то заботится. У него табун слуг.

– Включая личного киллера.

– Включая, – согласился Аш, сунув в тостер две вафли. – Для начала мне нужен один человек.

Ее сердце пропустило удар.

– Надеюсь, ты не думаешь задействовать его наемную убийцу.

– Она – самый прямой к нему путь. Но поскольку он, возможно, все еще в Италии, думаю, стоит начать с адвокатов. У него есть бизнес в Нью-Йорке, значит, и адвокаты есть.

Он порылся в шкафчике со свежезавинченной дверцей. Вынул сироп.

Лайла настороженно поглядывала на бутылку.

– Сколько он тут простоял?

– Это древесный сок, так что какая разница?

Вафли выскочили, он разложил их по тарелкам, полил сиропом и дал одну ей.

Она нахмурилась при виде недожаренной вафли, плававшей в луже сомнительного сиропа.

– У тебя всегда были кухарки, верно?

– Да. Я также знаю людей на Лонг-Айленде, у которых есть кухарки, так что ничего особенного.

Он схватил нож и вилку и, стоя у стойки, разрезал свою вафлю.

– Будет вполне естественно, если наши адвокаты свяжутся с его адвокатами. Сообщат, что я хочу поговорить. Потом посмотрим, что будет.

– Он не ожидает контакта. Это может его разозлить или заинтриговать. Возможно, и то, и другое.

– И то, и другое неплохо, – решил Аш. – И то, и другое лучше.

Сообразив, что ей нужно чем-то запить полусырую вафлю, она открыла холодильник.

– У тебя есть сок манго.

Любимый утренний сок!

Она вынула бутылку, встряхнула.

Он помнил, что она любит, а это для нее было более романтичным, чем розы и поэзия.

– Тебе тоже нужно бы выпить. Это полезно.

Он что-то пробурчал в ответ. Она вынула два стакана для сока.

– Кстати о Люксембурге: Вазин не захочет признать, что связан с убийством Оливера. Только полный псих мог бы признаться в таком.

– Он отшельник, нанимающий киллеров, чтобы заполучить предметы искусства, которые не может никому показать. Думаю, мы уже согласились, что он безумец.

– Согласен.

Она поставила перед ним стакан с соком.

– Но он мне нужен. Должен же он предложить мне продать яйцо. Мы не можем блефовать, утверждая, что имеем второе, потому что знаем – оно у него. Поэтому будем использовать то, что знаем наверняка. Иметь одно – огромный приз, большое достижение для собирателя.

– А иметь два – более чем достижение.

Вафля оказалась не так плоха, решила она. Но если она здесь останется, непременно возьмет на себя покупку продуктов.

– Что хорошего даст тебе ее предложение? В этом нет ничего незаконного, у тебя есть купчая. Так что все вполне легально.

– Я откажу. Дам ясно понять, что единственное, что могу сделать, – обменять его. На Маддок.

– Его помощницу? Но почему он должен ее выдать? И захочет ли она служить предметом обмена?

– Сначала ответ на первый вопрос. Она у него на службе, почти наверняка, очень ценная прислуга, но все равно прислуга.

– Она личность, – возразила Лайла. – Жуткая, но личность.

– Ты не мыслишь как человек, готовый убить за золотое яйцо.

– Ты прав.

Она позволила своим моральным принципам и рассудительности взять верх.

– Она средство достижения цели, орудие.

– Точно. Фредерик Капелли работал на него, во всяком случае, брал плату. Вазин спокойно от него избавился.

– Хорошо, согласна, яйцо значит для него больше, чем человеческое существо. Он не рискнет отдать ее, Аш. Она сдаст его. Договорится с полицией – и сдаст. Он должен хорошенько все взвесить.

Здесь она была права.

Он попробовал сок, нашел его удивительно вкусным.

– Я не намерен отдавать ее копам. Позволить ей заключить соглашение с полицией. Зачем я должен рисковать, чтобы она получила статус защиты свидетелей или иммунитет?

– Тогда что же еще?

Он со стуком поставил стакан.

– Я хочу отомстить. Хочу, чтобы она, мать ее, заплатила. Я собираюсь заставить ее расплатиться. Сука убила моего брата. Пролила кровь моего родственника, а теперь я хочу пролить ее кровь.

Ее сердце снова встрепенулось. Она вздрогнула.

– Не хочешь же ты сказать… не можешь. Ты не сможешь.

– Но на секунду ты подумала, что смогу.

Он взмахнул вилкой. Ткнул ее в очередной кусочек размякшей в сиропе вафли.

– Ты должна бы знать меня куда лучше, чем он, и почти поверила! И он поверит. Поверит, – повторил Аш, – потому что какая-то часть меня сама в это верит.

– Даже если так, и даже если он скажет: «Эй, давайте пожмем руки и заключим сделку», она вряд ли согласится. Она убила двух тренированных агентов, когда они подобрались слишком быстро.

– Это его проблема. Хочешь яйцо, отдай суку, которая убила моего брата. Это все, что я хочу. Иначе я уничтожу яйцо.

– Он в жизни не поверит, что ты это сделаешь.

– Черта с два не сделаю.

Он так яростно оттолкнулся от стойки, что она отпрянула.

– Эта штука уже забрала жизни двух людей моей семьи. Их кровь на нем. Достаточно того, что меня постоянно преследуют: полиция, он и его киллеры. И все из-за какой-то забавной игрушки, которую какой-то мертвый царь когда-то подарил избалованной жене? Хрен ему! Дело в семье. Я не Оливер, и плевать мне на деньги. Она убила моего брата. Теперь я убью ее или обработаю яйцо молотком.

– О’кей, о’кей.

Она дрожащей рукой подняла чашку с кофе. Выпила.

– Это было убедительно. Ты насмерть меня перепугал.

– Я и сейчас отчасти говорил правду.