
Онлайн книга «Дозоры. От Ночного до Шестого»
– Присохла, похоже… Вот тебе и замаскированный Иной! – Давай, – сказал я. – Нет, подожди, – возмутился Лас. – Это что, такая высокая сахаристость? Сейчас… Задрав подол футболки, он схватился за крышку и, напрягая все жилы, крутанул. Азартно произнес: – Пошла-пошла! Раздался хруст. – Пошла… – неуверенно продолжил Лас. – Ой… Он смущенно протянул ко мне руки. В одной была стеклянная фляжка. В другой – крышечка, плотно навернутая на обломанное горлышко. – Извини… блин… Но уже через мгновение во взгляде Ласа мелькнуло что-то вроде гордости: – Ну и силища у меня! Никогда бы не подумал… Я молчал, представляя себе лицо Эдгара, лишившегося полезного артефакта. – Ценная вещь, да? – виновато спросил Лас. – Антикварная фляжка, да? – Ерунда, – пробормотал я. – Арманьяк жалко. Туда же стекло попало. – Это ничего, – бодро сказал Лас. Снова нырнул в чемодан, оставив изувеченную фляжку на столе. Достал носовой платок, демонстративно сорвал с него наклейку: – Чистый. Ни разу не стиранный. И не китайский, а чешский, так что пневмонии можно не бояться! Сложив платок в два раза, он обмотал им горлышко и невозмутимо разлил арманьяк по рюмкам. Поднял свою: – За проезд! – За проезд, – согласился я. Арманьяк был мягким, душистым и сладковатым, будто теплый виноградный сок. Он пился легко, не вызывая даже мысли о закуске, и уже где-то глубоко внутри взрывался – гуманно и высокоточно, на зависть любым американским ракетам. – Замечательная вещь, – согласился Лас, выдыхая. – Но я же говорю – высокая сахаристость! Мне чем армянские коньяки нравятся – у них сахар выработан до минимума, зато вся вкусовая гамма сохранена… Давай по второй. Вторая порция разлилась по рюмкам. Лас выжидающе посмотрел на меня. – За здоровье? – неуверенно предложил я. – За здоровье, – согласился Лас. Выпил, занюхал платком. Посмотрел в окно, вздрогнул, пробормотал: – Ничего себе… как забирает. – Что такое? – Не поверишь – показалось, что мимо вагона пролетела летучая мышь! – воскликнул Лас. – Огромная, с овчарку размером. Бр-р-р… Я подумал, что стоит высказать Косте пару ласковых слов. Вслух же пошутил: – Это не мышь. Это, наверное, белочка. – Летучая белочка, – пригорюнился Лас. – Все под нею ходим… Нет, честное слово, огромная летучая мышь! – Просто она пролетела очень близко от стекла, – предположил я. – А ты при взгляде мельком не смог оценить расстояние до летучей мыши – и представил ее больше, чем она есть. – Ну, возможно… – задумчиво произнес Лас. – А что она тут делала? Зачем ей лететь рядом с поездом? – Это элементарно, – беря фляжку и разливая третью порцию, сказал я. – Тепловоз, двигаясь на огромной скорости, создает перед собой воздушный щит. Он оглушает комаров, бабочек, всякую прочую летучую живность и отбрасывает в вихревые потоки, обтекающие поезд со всех сторон. Поэтому летучие мыши ночами любят летать вдоль движущегося поезда и поедать оглушенных мух. Лас задумался. Спросил: – А почему тогда днем вокруг движущихся поездов не летают птицы? – Это тоже элементарно! – Я протянул ему рюмку. – Птицы – куда более тупые создания, чем млекопитающие. Поэтому летучие мыши уже догадались, как использовать поезда для пропитания, а птицы – еще нет! Лет через сто – двести и до птиц дойдет, как пользоваться поездами. – Как же я сам-то не понял? – удивился Лас. – И в самом деле все очень просто! Ну, давай… за здравый смысл! Мы выпили. – Животные – это удивительное дело, – глубокомысленно сказал Лас. – Умны не по Дарвину. Вот у меня жил… Кто у него жил – пес, кот, хомячок или аквариумная рыбка, – я услышать не успел. Лас снова глянул в окно и позеленел. – Там опять… летучая мышь! – Комаров ловит, – напомнил я. – Каких комаров! Она за столбом пролетела, как по заказу! Говорю тебе – с крупную овчарку размером! Поднявшись, Лас решительно потянул вниз штору. Сказал решительно: – Ну их… знал я, нельзя на ночь Кинга читать… Здоровенная такая мышь! Как птеродактиль! Ей сов и филинов ловить, а не комаров! Вот ведь урод Костя! Я понимал, что в зверином облике вампир, как и оборотень, становится придурок придурком и контролирует себя слабо. Наверное, ему нравится носиться вот так вокруг ночного поезда, заглядывать в окна, отдыхать на фонарных столбах. Но надо же соблюдать элементарную осторожность! – Это мутации, – тем временем размышлял Лас. – Ядерные испытания, утечки с реакторов, электромагнитные волны, сотовые телефоны… А мы все смеемся – фантастика, мол… Да еще бульварные газеты врут непрерывно. Ведь кому рассказать – решат, что спьяну почудилось или вру! Он решительно откупорил свой коньяк. Спросил: – Ты как вообще к мистике относишься? – Отношусь, – с достоинством ответил я. – Я тоже, – признался Лас. – Теперь – тоже отношусь. Раньше никак не относился… – Он опасливо посмотрел на закрытое окно. – Вот так живешь-живешь, потом встречаешь где-нибудь на псковских торфяниках живого йети – и съезжаешь с катушек! Или видишь метровую крысу. Или… – Он махнул рукой и разлил коньяк по рюмкам. – Вдруг – и впрямь где-то рядом с нами живут ведьмы, вампиры, оборотни? Ведь нет надежнее маскировки, чем внедрить свой образ в средства массовой культуры. Описанное в художественной форме, показанное в кино перестает быть страшным и таинственным. Для настоящей жути нужна устная речь, нужен старый дедок на завалинке, пугающий вечером внучат: «А потом Хозяин ему показался и говорит: не отпущу тебя, замотаю-закручу, в буреломе сгинешь!» Вот так и появляется настоящая опасливость перед аномальными явлениями! Кстати, дети это чувствуют, не зря так любят рассказывать истории про Черную Руку и Гроб на Колесиках. А современная литература, особенно кино, размывают этот инстинктивный ужас. Ну как бояться Дракулу, если его уже сотню раз убили? Как бояться инопланетян, если наши их всегда в пыль размажут? Нет, Голливуд – это великий усыпитель человеческой бдительности! Давай – за погибель Голливуда, лишающего нас здорового страха перед неведомым! – За это – всегда! – с чувством сказал я. – Лас, а чего ты в Казахстан-то собрался? Неужели там хороший отдых? Лас пожал плечами. Сказал: – Я и сам не знаю. Захотелось вдруг экзотики – кумыс в подойниках, скачки на верблюдах, драки боевых баранов, бешбармак в медном тазике, красавицы с непривычными чертами лица, древовидная анаша в городских скверах… – Какая? – не понял я. – Какая анаша? |