Онлайн книга «Лавандовое поле надежды»
|
В глазах Лизетты вспыхнул гнев. – Зато он участвует в заговоре с целью свергнуть немецкую верхушку изнутри! Такого Люк не ожидал. – Что?! Лизетта рассеянно провела рукой по черным волосам. – Между Килианом и Штюльпнагелем что-то происходит. Что-то очень важное. Люк вопросительно посмотрел на нее. Она рассказала ему все, что знала, но убедить так и не смогла. – Ты просто пытаешься выставить его в привлекательном виде, – заявил Люк. – Не говори ерунды! И потом, не каждого немца стоит малевать той же черной краской, что и Гитлера. Во мне течет немецкая кровь – делает ли она меня фашисткой? Ты сам по происхождению немец, Люк, – принимаешь ли ты участие в зверствах? А старик в Л’Иль-сюр-ла-Сорг? Вряд ли он сочувствовал нацистскому режиму… – Наверное, жестоко было говорить такое, но Лизетта не могла удержаться. Люк обмяк, точно от удара. – Я тебе не подчиняюсь, – закончила она. – Есть еще время сбежать, не нужно лишних жертв, – настаивал он. – Мы могли бы… – Люк, я высоко ценю твою верность. – Верность? – уязвленно переспросил он. – Нужно выяснить, что происходит между Килианом и Штюльпнагелем. Я подчиняюсь приказам – и велению сердца. Он печально посмотрел на нее. – Что ж, тем хуже для меня. Люк сердито сгреб рубашку и куртку. Опомнившись, Лизетта рванулась к нему, но было уже поздно: он выскочил за дверь и помчался вниз по лестнице. До банка Лизетта доехала на метро, радуясь, что все-таки ушла из дома. В два часа пополудни на работе найдется, чем занять голову, чтобы не думать ни о Люке, ни о Маркусе. Она была не в состоянии объяснить ни свои нежные чувства к Люку, ни яростное желание противоречить ему. Они могли страстно предаваться любви, а через несколько минут разругаться в пух и прах. Она снова осталась без него, с тоскливым, сосущим чувством утраты. У Лизетты голова шла кругом при мысли о том, что Люк видел ее с Маркусом. Наверное, ему трудно пришлось. Нет, если она хочет добиться успеха, жонглировать двумя мужчинами никак нельзя. Лизетта развернула записку, которую Вальтер оставил для нее на столе. Просит прийти к нему, как только она появится в банке. Девушка поспешила к нему в кабинет. Когда она вошла, Вальтер поднялся на ноги и, к ее удивлению, обогнул массивный письменный стол. Она уж подумала, хочет поцеловать ее, но нет. Банкир взял пальто и шляпу, обмотал шею шарфом. – А мне сказали, ты больна. – Мне стало лучше. Он натянуто улыбнулся. – Это хорошо. Я рад, что ты пришла. Давай сходим куда-нибудь, выпьем кофе. Держался он скованно, неловко. Да и зачем ему идти в кафе, если секретарша в любую минуту подаст ему хоть кофе, хоть что еще. – Что-то случилось? – Надень пальто, Лизетта. Встретимся в вестибюле. Он выпроводил девушку из кабинета. Выйдя из банка, Вальтер показал спутнице кафе через дорогу. – Вон. Называется «Trois Moineaux». – Он перешел на немецкий. – «Три воробья». Интересно, как французы эти названия придумывают. Весна близилась, а стены, которые Лизетта так старательно строила вокруг себя всю долгую парижскую зиму, трещали по швам, угрожая завалить ее обломками. Они с Вальтером вошли в кафе. Напряжение между ними усилилось. К удивлению Лизетты, семидесятилетний банкир выбрал столик на террасе и, отрывисто заказав два кофе, отослал официанта. – Вы сердитесь, что я утром сказалась больной? – Вчера ко мне приходил офицер гестапо, – мрачно объяснил Вальтер. Колокола у нее в голове забили тревогу. – Ой! Зачем? – Поговорить о тебе. – Обо мне? – неподдельно изумилась девушка. – Да. Гнусный тип по фамилии фон Шлейгель. Ага, вижу, он тебе знаком. Не объяснишь ли, откуда? – Что он хотел? – Ты не отрицаешь, что знаешь его. Я так и думал, что у него нет причин лгать, хотя мне трудно смириться с мыслью, что твое имя известно тайной полиции. Он поднял палец, призывая ее молчать, пока официант ставил на столик их кофе. – Вальтер, что он сказал? – решительно осведомилась Лизетта, но потом сбавила тон. – Простите, но напускная учтивость этого человека – лишь прикрытие его коварства. – Что ты делала в Л’Иль-сюр-ла-Сорг? Ты же сказала мне, будто приехала из Лиона? Лизетта приняла вид оскорбленного достоинства. – Я же вам говорила, что ездила в Прованс. – Ты сказала – в Марсель. Лизетта утомленно вздохнула. – Все поезда на юг проходят через Марсель. Вы меня в чем-то обвиняете? – А должен бы? Лизетта ничего не ответила. Кофе из цикория был крепким и горьким, под стать ее настроению. Она сердито смотрела на улицу. Они сидели в неуютном молчании. – Почему ты не рассказала мне про Лукаса Равенсбурга? Лизетта вздрогнула. Невозможно отрицать, что ей известно это имя. – Вальтер, с самого дня моего приезда вы крайне добры и великодушны ко мне – и я очень благодарна вам за поддержку и помощь. Вы никогда не расспрашивали о моей жизни, и я восприняла это как знак того, что вы и не хотите ничего знать. Я ничуть не обижалась. С какой стати вам интересоваться личной жизнью своих сотрудников? Вас уважают и немцы, и французы. Вы балансируете на грани между теми и другими, вам надо укрепить свою позицию… – Защитить банк, – сердито поправил ее Вальтер. – По-вашему, я подставляю вас под удар? – А как ты думаешь? Правда наверняка больно задела бы его. Наверняка он подозревает, что у Лизетты были тайные причины вернуться во Францию. – Вальтер, послушайте, Лукас Равенсбург – мой друг. – Друг? Она смущенно кивнула. – Больше, чем друг. – Любовник? – Пожалуй, нет. – В самом деле? Фон Шлейгель утверждает, что Равенсбург – твой жених. – Нет. Он немец. Жил во Франции. Родители умерли. Отец – герой войны. – Она надеялась, что все это смягчит сердце Вальтера. Банкир отпил остывший кофе и немного успокоился. – Мы с ним подружились давно, по переписке. Когда я поехала в Прованс, мы решили встретиться. Он с юга. Он мне очень понравился, но, сами понимаете, времена сейчас не те, чтобы затевать отношения. Мы провели вместе несколько дней. Как друзья… – Ты в него влюблена? Девушка печально улыбнулась. |