Онлайн книга «Сыщица начала века»
|
– Откуда вы знаете? – воззрился на него мужчина, испуганный этой речью. Создалось впечатление, что прокурор перечислял преступления закоренелого рецидивиста. Прокурором был доктор, изобличенным преступником – больной. – Оттуда, – сухо отозвался Денисов. – Я врач, и я не слепой. Какого черта дома никого нет, почему вас все бросили?! – Они работают, а я нет, – глухо выдохнул мужчина, отводя глаза. – И так у них на шее сижу, что ж я еще буду… У него прервался голос. – А ну, сядьте-ка, – велел Денисов и силой заставил больного опуститься на ступеньки. – Ничего, прямо сюда садитесь. Люба, сбегай за Михалычем, пусть придет с носилками. – Да я и так дойду, – дернулся было встать больной, но Денисов рявкнул: – Сидеть! Сидеть, я сказал! Машина у нас с другой стороны дома, ближе не проехали – у вас асфальт около подъезда разбит, как бы нам не засесть. Донесем вас. И не спорьте! Хорошо, что вы себя в зеркало сейчас не видите, а то померли бы от страха. Он не отрывал глаза от лица мужчины, которое еще сильней побледнело. Синева под глазами сменилась чернотой, губы казались обугленными. Он дышал резко, часто. – Вас как зовут? – Калужин… Виталий Федорович. – У вас случилось что-то, Виталий Федорович? – Почему? – Что микроинфаркт спровоцировало? Неприятность? Переутомление? Денисов еще раз проверил пульс, неприятно оскалился и снова принялся расспрашивать – у Алены создалось впечатление, просто чтобы отвлечь больного от его страданий: – Курить, пить резко не бросали? – Откуда вы знаете? – вяло удивился Калужин. – Я врач, сказано уже, – буркнул Денисов. – Так что у вас произошло? – Да знаете, как-то все разом накатило. И курить бросил, да. Меня жена все пугала раком легких, я ничего, а потом до астмы докатился. Бросал сто раз, никак не мог. Закодировался наконец, бросил… – Он махнул рукой. – Все шло хорошо, перхать и задыхаться перестал. И вдруг сегодня ни с того ни сего – как-то так поплохело, знаете… – Знаю, – сердито ответил Денисов. Эта интонация, впрочем, относилась явно не к Калужину. Появился Виктор Михайлович – протиснулся в подъезд с носилками. Люба придерживала дверь. Суриков поглядел на мужчину, сидящего на ступеньках, пробормотал что-то вроде «здрасте» – и покачал головой. «Он, наверное, тоже диагност не слабый, – подумала Алена, видя, как омрачилось лицо шофера. – Да, наверное, станешь с такой работой диагностом!» Расправили носилки на полу, помогли Калужину лечь. Он ни слова не говорил, не возражал, двигался как во сне. Похоже, у него ни на что не осталось сил. – Алена, вам придется помочь, – буркнул Денисов, и опять было ясно, что эта интонация не имеет отношения ни к кому конкретно, а только к абстрактным и страшным понятиям по имени инфаркт и крупозное воспаление легких. Как они тащили носилки, об этом лучше не вспоминать. Алена, высокая и отнюдь не тощая, несмотря на все свои похудальные ухищрения, оказалась просто слабосильным муравьем по сравнению даже с Любой, не говоря уже о мужчинах. Она так и не успела понять, помогала или больше мешала. К тому же ее все время отвлекали разные мысли… И все же, благодаря ее участию или несмотря на него, донесли Калужина и устроили в машине очень быстро. Денисов с Любой забрались в салон, Алене пришлось снова сесть с водителем. Впрочем, на сей раз она была так поглощена размышлениями, что даже не заметила этого. Да и хмурому Сурикову было не до нее: «Фольксваген» осторожно выбирался из раскуроченного каким-то новым строительством двора. – Ничего, вы мне… в случае чего… адреналин в сердце, – донесся до нее голос Калужина. – Такой большой иглой… Алена обернулась и увидела, что он пытается улыбнуться своими черными губами. Ну надо же! Сильный человек, очень сильный. Пожалуй, дома никто и не подозревал, насколько ему плохо, как опасно он болен. Всех берег, кроме себя. Всех пытался успокаивать. Вроде бы даже врачей сейчас хочет успокоить, чтобы не так уж о нем тревожились. – Адреналин? Большой иглой? Это вы фильм «Скала» смотрели? Жуткие враки, между прочим. Чтобы человек себе сам мог ввести адреналин в сердце… Не верю! – с нарочитой бодростью сказал Денисов и с той же веселенькой интонацией обратился к Любе: – Давай-ка спирт в вену. А насчет адреналина, Виталий Федорович, повторяю: ерунда. Стоит даже здоровое сердце слегка задеть, оно сразу дает сбой. Даже если затронуть отдаленные рефлексогенные зоны, оно может остановиться… Он вдруг умолк, а потом ахнул – и закричал: – Калужин! Виталий Федорович! Ч-черт… Михалыч, врубай сирену – и гони, гони! Алену вдавило в сиденье внезапным ускорением и жутким воем. Она то с ужасом смотрела на перегруженную транспортом дорогу («Фольксваген» с трудом вырвался на среднюю полосу и полетел уж с совсем запредельной скоростью), то оборачивалась, чтобы увидеть, как Люба и Денисов делают укол за уколом, непрямой массаж сердца, накрывают лицо Калужина то маской, то салфеткой с клапаном для искусственного дыхания… У Любы – злое, красное, напряженное лицо; Денисов, наоборот, – белый от ярости и бесплодных усилий. Губы его были стиснуты в нитку, он молчал, но один раз, когда Люба замешкалась с уколом, заорал на нее, заглушая сирену: – Спирт в вену! Спирт, дура! – а потом заматерился так, что Алена не поверила ушам. Но все это оказалось напрасным: и два предкардиальных удара, и новые уколы, в том числе и адреналин, введенный не в сердце, а в трахею, и трехкратная дефибрилляция, и новые уколы, и новая дефибрилляция – Калужина Виталия Федоровича до больницы они живым не довезли… – Три раза раскачивали, но без толку, – буркнул Денисов подбежавшему больничному врачу. – Отек легких развился плюс инфаркт. Потеряли, видишь. Люба, пойди жене его позвони, а я бумаги заполню. Алена с трудом выбралась из кабины и тупо смотрела, как санитары выгружают носилки с мертвым Калужиным. Внезапно ее пробило дрожью и затрясло так, что она застонала. Денисов обернулся, поглядел встревоженно. Подошел, подхватил под руку: – Ну вот, достало и вас, железная леди? Да, он оказался прав – и даже не представлял, до какой степени! Алену трясло не только от ужаса перед новой смертью (которой уже за считаные дни?!), но и перед тем страшным открытием, которое вдруг обрушилось на нее. |