Онлайн книга «Пробный шар»
— Чем дальше я продвигался, тем интенсивнее становилось противодействие. К этому я был готов — но полной неожиданностью оказалось то, что оно было столь целенаправленным… буквально осмысленным. Словно кто-то нарочно издевался. Постепенно я пришел к выводу, что мне сознательно пытается противодействовать некто, продвинувшийся по крайней мере не меньше меня. Я долго гнал эту мысль, но в конце концов играть в страуса оказалось более невозможно. Пауза. Вечеровский перевел дух. Поразмыслил. — И вот я хочу спросить тебя, Димка… Нет ли у тебя каких-то соображений относительно того, кто именно это может быть? — Сознательное и осмысленное противодействие тебе? — спросил Малянов и против воли улыбнулся. — Нет. Нет у меня таких соображений. — По тону твоему я чувствую, что у тебя есть какие-то иные соображения. Потом расскажешь, если время останется… — Фил, если бы ты поподробнее рассказал, что уж ты такое там понял и чего добился, я мог бы, наверное, более осмысленно и сознательно отвечать на твои вопросы. Вечеровский опять долго всматривался в лицо Малянова, покусывая губы. Так человек мог бы смотреть на жука, на бабочку, оценивая: подойдет для коллекции или нет; накалывать на булавку — или просто придавить… Потом сказал: — Обойдешься. Это ни к чему. Малянов пожал плечами. Вечеровский не оттаивал. Это было ужасно. И очень неприятно. — Что ты знаешь о наших? — спросил Вечеровский. Малянов опять пожал плечами. — О Захаре ничего. С Глуховым все в порядке, мы встречаемся довольно часто… — Я так и знал. Достойная компания. — Да, вполне. То в шахматишки поиграем, то водочки попьем… Вечеровский трескуче рассмеялся. — Валька звонил сегодня из Америки. Как раз сегодня, представляешь? Но он никому не противодействует, можешь быть спокоен. Он вполне упоен собой. Добил, представь, свою ревертазу. И никаких препон ему, по его словам, не чинили. — Вайнгартен? — омерзительно насторожился Вечеровский. — Ревертазу? — Говорит, да. Говорит, на Нобелевку его выдвигать собираются. Может, и прихвастнул слегка — что ты, Вальку, что ли, не знаешь… — Да уж знаю! — с непонятной интонацией сказал Вечеровский. — И ему не мешали? — Говорит, нет. — Это невозможно. — Ну, Фил… за что купил, за то продаю. — Не ты купил! — резко сказал Вечеровский. — Тебя купили! Как дурачка! Малянов смолчал. — Если Вайнгартен сумел закончить работу, которая была остановлена давлением Мироздания, значит, он сумел как-то освободиться от давления Мироздания. Значит, он как-то научился управлять этим давлением! Ах, Валька, Валька… Такой, понимаешь, анфан террибль… себе на уме! — Фил, научиться освобождаться от давления и научиться управлять давлением — это совсем не одно и то же. — Что такое? Малянов смотрел в его рыжие глаза и вспоминал, как Вечеровский — изящный, умный, чистый — мягко и уверенно говорит, не сомневаясь в правоте своей ни секунды: может быть, со временем мы научимся отводить это давление в безопасные области, а может быть, даже использовать в своих целях… Вспоминал, как, восхищаясь другом, он записывал потом: вполне возможно, Вечеровский обнаружит ключик к пониманию этой зловещей механики, а может быть, и ключик к управлению ею… — Мы слишком привыкли, — сказал Малянов, — что всякий очередной уровень понимания мира — это очередной уровень его использования в наших целях. А если в данном случае это не так, Фил? Тебе не приходило в голову? Понять можно — а использовать нельзя? Только определиться относительно этого нового понимания. Только выбрать позицию. Больше — ничего. — Ты повторяешь мне мои собственные слова, которыми я пытался вас образумить тогда, — сказал Вечеровский. — Надо идти дальше. На нынешнем уровне то, о чем ты разглагольствуешь, — чуть подслащенная капитуляция, не более того. Малянов помолчал, собираясь с мыслями. И вдруг вспомнил, что хотел только убедиться — и молчать, не произносить ни слова. Но я же, в сущности, молчу, успокоил он себя. — Можно ли назвать капитуляцией то, что человек смиряется с необходимостью дышать? — спросил он. — Вызвал бы у тебя уважение безумец… гордец… который восстал бы против этой необходимости с криком: хватит! надо идти дальше! — Софистика, — дернул щекой Вечеровский. — Все зависит от ситуации. Когда человеку захотелось проникнуть в миры, где дышать невозможно, человек, чтобы избавиться от необходимости дышать, придумал скафандр, акваланг… — Как раз наоборот, — мягко ответил Малянов. — Он придумал все это, чтобы взять с собою в эти миры необходимость дышать. — Прости, но это чушь. Очевидно, что если бы был найден способ ликвидировать потребность в дыхании, это существеннейшим образом увеличило бы возможности человека. — Этак и от человека ничего не останется, а, Фил? — Мне все это не интересно. Мне гораздо интереснее, что еще ты знаешь о Вайнгартене. Малянов пожал плечами. — Ничего. Он обещал мне позвонить через пару дней… хотя, может, и не позвонит. Он хочет меня перетащить туда, в Штаты… работать. Вечеровский опять покусал черную корку на губе. — Собирает всех вовлеченных в процесс под свое крыло… Что ж, логично… Ты поедешь? — Рано говорить… вряд ли что-то из этого выйдет… — Малянов сам почувствовал, что отвратительно мямлит, и тряхнул головой. — Ах, да Фил! Да никуда я не поеду, что ты, в самом деле! — Смотри, — строго сказал Вечеровский. — Я тебе пока верю. Но в то же время мне было бы крайне, крайне интересно и важно узнать… Неужели это действительно Вайнгартен? А Глухов? — вдруг вспомнил он. — Что — Глухов? — устало спросил Малянов. — У тебя не создавалось впечатления, что он знает больше, чем говорит? — Фил, ты не в КГБ теперь работаешь? — Дурак ты, Митька… На секунду прозвучал голос прежнего Фила. И Малянов тут же размяк. — Ну прости. Просто очень странные… нелепые вопросы ты задаешь… О чем знает? О чем говорит? — Ну неужели непонятно? — повысил голос Вечеровский. — Обо всех наших заморочках. — Мы вчера весь вечер говорили о наших заморочках. Он говорил в основном. Я помалкивал. — Почему? — Потому что я трус. — Вот как? А тебе есть, что сказать? — Есть. — Ах вот как? Ну, говори. У Малянова потемнело в глазах; на миг пропали и фонарь на остановке, и далекие, расплывающиеся огоньки окон. Фил смотрел выжидательно и строго. И чуть насмешливо. И, безусловно, свысока. |