Онлайн книга «Былое и выдумки»
|
– Не думай, я английский хорошо знаю. И немецкий тоже. И фламандский. Но говорить бы не стал. Только потому, что ты постаралась, изучила мой язык. Ладно, черт с тобой. Давай номер телефона. Номера я, конечно, не помнила, поспешно вытащила записную книжку, открыла… – А это у тебя что? Ну-ка покажи! Он взял мою книжку, перелистнул… Лицо его вдруг приняло прежнее неподкупное выражение. – Это вы здесь писали? Все эти списки? А это что? Шифр? Что он значит? Эта книжка была битком набита именами, адресами, телефонами и всякими моими заметками, я возила ее с собой везде по свету. И использовала в ней все доступные мне языки. Какой был в данный момент в голове, на том и писала. Часто для скорости и для экономии места использовала своего рода стенографию – пропускала, как в иврите, все гласные, надеясь, что в спокойную минуту разберусь и перепишу. Прочесть это было невозможно, ни по-французски, ни по-английски. Но в поездках спокойных минут обычно не бывало, а по возвращении домой сразу находились более срочные дела. – Я спросил вас, что это за шифр, – настойчиво повторил полицейский, указывая на список предметов, заказанных мне друзьями. В одной колонке были имена, в другой – что кому. Часть предметов была записана по-русски, часть по-английски, а имена – одни по-русски, а другие на иврите. Напротив одного из русских имен стояло: «something nice mais bon-marché» (что-нибудь симпатичное, но недорогое). – На каком языке все это написано? – На разных. – Вот это, например, какой язык? – Польский. – Почему? И зачем? – Я писала это в Польше. Так мне было удобней. – Что вы делали в Польше? – Встречалась с матерью. – С чьей матерью? – С моей, моей собственной! – Ваша мать полька? – Нет, она русская еврейка. – Что же она делает в Польше? – Ничего она там не делает! Она приехала из России, а я из Израиля, только так мы могли повидаться, меня ведь в Россию не пускают. – Почему не пускают? Или вы сами боитесь туда ехать? Вас могут там арестовать? – За что арестовать? – Это вы мне скажите, за что. – Не за что меня арестовывать. Ничего я такого не сделала. – Тогда почему вы боитесь туда поехать? – Да не боюсь я! Меня просто не пустят! – Почему? – Ведь я в Израиле живу! – Ну и что? Пришлось пространно объяснять. Он послушал-послушал и снова ткнул пальцем в книжку: – А это что за значки? – Это не значки, а буквы. Иврит. – Иврит? Язык Библии? И вы это понимаете? – Да. – Что здесь говорится? – «Рони Хазаз. Мягкий французский сыр». – И что это означает? – Это означает, что человек по имени Рони Хазаз просил привезти ему мягкого французского сыра. (Я опускаю все прочие вопросы, которые он задавал мне между репликами, снова и снова – как меня зовут, где я родилась и т. п.) – И все-таки? Что под этим подразумевается? Не может быть, чтобы вы использовали язык Библии для такого вздора. – Да мы его для любого вздора используем! Мы же на нем говорим! – Допустим. Но что имеется в виду? Это код? Такой вещи как «мягкий французский сыр» не существует. Есть сотни разных сортов. Что означают эти три слова? Я растерялась. Из всех названий я помнила только «бри», да и то не уверена была, что он мягкий. А ведь я была уже так близка! Он уже сам был мягкий, как сыр. От отчаяния я крикнула: – Взрывчатка! Вот что имеется в виду! Мягкая французская взрывчатка пласти́к! Чтоб всех вас к черту подорвать! Полицейский оставался невозмутим. У меня вдруг мелькнула мысль, что он просто развлекается, коротает время до Парижа. Так оно, вероятно, и было, но пока что допрос продолжался, угроза по-прежнему висела у меня над головой. – Пласти́к – это хорошо, – сказал он серьезно и перелистнул страничку. – А вот это что такое? – спросил он, показывая на довольно длинную запись по-русски. – А это – мои прекрасные впечатления от первого посещения Голландии. – А где ваши впечатления от первого посещения Парижа? Хоть что-нибудь по-французски? Записи о Париже у меня не было. По-французски были только всевозможные указания и объяснения, как, куда и на каком транспорте добираться. – Н-да, не густо. И вот тут ошибка, и тут. А теперешнее ваше посещение Парижа? Уж о нем-то вы наверняка напишете? Ох! Неужели это посещение все-таки состоится? – Это зависит исключительно от вас. Если вы меня отпустите, я напишу, какие французские пограничные полицейские милые, любезные и внимательные. А если не отпустите, то напишу, какие они бездушные и грубые формалисты. Он сжал губы и спросил сурово: – Так и напишете? По-французски? – Так и напишу… – Без ошибок? Тут он расхохотался, протянул мне мою книжку и спросил: – Деньги у тебя есть? И опять он совершенно сбил меня с толку. Это он что, взятку с меня потребует? Дам, конечно, но сколько? У меня может и не хватить… – Немного есть, – сказала я растерянно. – На, – он протянул мне несколько монет, – поди в буфет и выпей рюмочку для успокоения нервов. – Нет… спасибо… денег не надо… Я… я могу идти? – Иди, иди, мы уже подъезжаем. Только учти: попадешься еще раз без паспорта – так легко не отделаешься. – Но, значит… вы мне поверили? И даже мужу не позвонили? – Да как тут не поверить? Родилась в Москве, живет в Иерусалиме, голландская подданная, никаких документов, записная книжка полна секретных шпионских кодов – и ездит по Европе без паспорта! Да это просто черт знает что! До того неправдоподобно, что приходится верить. Ну, чего сидишь? – Спасибо! Спасибо! – я вскочила с места и ринулась в коридор. – Вещички свои не забудь! Я так обрадовалась, что оставила было свою сумку. Мое место в вагоне пустовало. Джентльмены в плащах и шляпах уже изучили свои газеты и аккуратной стопкой сложили их на подоконный столик. При моем приближении одна-две руки потянулись было за газетами, но, видно, передумали. Джентльмены смотрели либо себе в колени, либо в окно. На меня ни один не взглянул. А вид у меня, догадываюсь, был тот еще. Красная, потная, растрепанная, да и походка у меня была – ноги подгибались. Я плюхнулась на свое место и тоже уставилась себе в колени, переживая заново свой разговор с полицейским, с досадой отмечая свои многочисленные ошибки во французском языке. |